Перевод Е. Дегтярь

Лжец

Мне хочется говорить правду. Я люблю правду. Но она не любит меня. Вот она, истинная правда, — правда меня не любит. Стоит мне сказать правду, как она меняет свой лик и обращается против меня. Всем кажется, что я лгу, и они смотрят на меня косо. А между тем я простодушен и не люблю лгать. Клянусь. Ложь всегда влечет за собой ужасные неприятности, вы увязаете в них, оступаетесь, падаете, и все над вами смеются. Если меня о чем-нибудь спрашивают, я хочу ответить то, что думаю. Я хочу ответить правду. Меня распирает от правды. Но вдруг с: что-то происходит. Меня охватывает ужас, трепет, страх показаться смешным — и я лгу. Я лгу. Все кончено. Как только вступаешь на путь лжи, все остальное неизбежно тянется следом. И, уверяю вас, это не так-то просто. Говорить правду легко. Это роскошь для лентяев. Вы уверены, что потом не ошибетесь и что у вас не будет неприятностей. Неприятности ожидают вас на месте, сразу, немедленно, а потом все улаживается. А я? Здесь замешана какая-то чертовщина. Ложь — это не скала с одной вершиной. Это американские горки, по которым вы несетесь, от которых у вас перехватывает дыхание, замирает сердце и спирает горло.

Если я люблю, говорю, что не люблю; а если не люблю, говорю, что люблю. И вы уже догадываетесь о последствиях. Все равно что пустить себе пулю и покончить со всем. Нет! Напрасно я читаю себе морали, гляжу в зеркало на дверце шкафа, повторяю себе: ты больше не будешь врать. Ты больше не будешь врать. — Ты больше не будешь врать. Я вру. Вру. Вру. Вру в большом и в малом. А если мне случается сказать правду — порой, невзначай, неожиданно, — она выворачивается наизнанку, скрючивается, съеживается, искривляется и становится ложью. Малейшие улики объединяются против меня и доказывают, что я солгал. И не то чтобы я был трусом: сидя дома, я всегда знаю, как надо было ответить, на что упирать. Но на деле я цепенею и молчу. Меня называют лжецом, а я молчу. Я мог бы ответить: вы лжете. Но я не в силах. Я сношу оскорбления, лопаясь при этом от злости. И эта злость, которая копится, накапливается во мне, вселяет в меня ненависть.

Я не злой. Я даже добрый. Но стоит кому-нибудь назвать меня лжецом, как я задыхаюсь от ненависти. И они правы. Я знаю, что они правы, а я заслуживаю оскорблений. Но что поделать. Я не хотел врать и не выношу, когда люди не понимают, что я вру поневоле, что меня черт попутал. О! Я стану другим. Я уже стал другим. Я больше не буду врать. Придумаю свою систему, чтобы не врать, чтобы больше не жить в пугающем хаосе лжи. Все равно что в неприбранной комнате, темной, опутанной колючей проволокой, в бесконечных закоулках снов. Я исцелюсь. Я выкарабкаюсь. А впрочем, сейчас я вам это докажу. Здесь, при всех, я признаюсь в своих преступлениях и выставляю напоказ свой порок. Только не подумайте, что мне приятно выставлять свой порок напоказ, а моя откровенность — лишь высшая степень сего порока. Нет, нет. Мне стыдно. Я ненавижу собственную ложь и готов отправиться хоть на край света, лишь бы не пришлось в ней исповедоваться; (А вы сами-то говорите правду?) Достойны ли вы слушать меня? В самом деле, я признаю свою вину, но не задаюсь вопросом о том, в праве ли трибунал судить меня, выносить мне приговор или оправдание.