Вместо того чтобы, как он говорил, уехать в тот же вечер, он остался еще на три дня, во время которых не оставался, как обычно, с Джорджиной, а ходил с Андресом на охоту и при этом все время расспрашивал его о графе Алоисе фон Вахе. Когда Игнац Деннер впоследствии снова появлялся у Андреса, он более не упоминал о намерении забрать мальчика, был так же доброжелателен, как и прежде, и продолжал богато одаривать Джорджину, которую к тому же неизменно поощрял в том, чтобы она не отказывала себе в удовольствии украшать себя драгоценностями из оставленного на хранение у Андреса ларца, что она, конечно же, время от времени украдкой и делала. По своему обыкновению Деннер часто пытался играть с мальчиком, но тот противился и плакал, словно знал о замысле отобрать его у родителей.
Два года подряд навещал Деннер во время своих путешествий скромное жилище в лесу; время и привычка сделали свое дело — помогли Андресу преодолеть наконец неприязнь и недоверие к Деннеру, и он стал спокоен и весел. На третий год, осенью, когда время, в которое обычно появлялся Деннер, уже прошло, в одну из ненастных ночей, когда за окном бушевала буря, в дверь Андреса раздался сильный стук и несколько грубых голосов принялись выкрикивать его имя. Андрес с бьющимся сердцем спрыгнул с кровати, подошел к окну и спросил, кто беспокоит его так поздно, а также пригрозил, что спустит с привязи собак. Знакомый голос отвечал, что он может открывать, что здесь друг. Когда же он с фонарем в руках открыл входную дверь, навстречу ему из темноты шагнул один лишь Деннер. Андрес сказал, что ему показалось, будто его имя выкрикивало множество голосов; Деннер же утверждал, что его сбило с толку завывание ветра. Когда они зашли в дом, Андрес, внимательнее взглянув на Деннера, немало удивился переменам в его внешности. Вместо скромной одежды и плаща на нем был теперь темно-красный камзол, подпоясанный широким кожаным ремнем, из-за которого выглядывали стилет и пистолеты; кроме того, он был вооружен еще и саблей, и даже лицо казалось изменившимся: на обычно гладком лбу прорезались резкие морщины, а густая черная борода почти скрывала рот и щеки.
— Андрес! — сказал Деннер, глядя на него своими сверкающими глазами. — Андрес! Когда я почти три года назад спас от смерти твою жену, ты просил у Бога возможности отблагодарить меня за это своей кровью и жизнью. Желание твое сбылось: настал тот миг, когда ты можешь доказать мне свою признательность и преданность. Одевайся, возьми ружье и ступай со мной, по дороге ты узнаешь остальное.
Андрес не знал, как ему реагировать, и стал уверять Деннера, что хорошо об этом помнит, что готов сделать для него все, что в его силах, если только это не противоречит порядочности, добродетели и религии.
— На этот счет ты можешь быть совершенно спокоен, — громко расхохотался Деннер, хлопая его по плечу. Тут Джорджина, дрожа от страха, схватила его за руку, что-то лепеча со слезами в голосе. Он мягко отстранил ее и сказал: — Позвольте же вашему мужу отправиться со мной, через несколько часов он вернется к вам целым и невредимым и, возможно, кое-что с собой принесет. Разве я когда-нибудь причинил вам зло? Разве с тех пор, как вы меня узнали, не делал я вам только добро? Поистине, вы исключительно недоверчивые люди.
Андрес все еще медлил; Деннер обернулся и гневно взглянул на него:
— Я надеюсь, ты выполнишь свое обещание, пришло время доказать это делом!
На этот раз Андрес быстро оделся и, выйдя с Деннером за двери, сказал:
— Все, добрый господин, готов я сделать для вас, но только вы, конечно же, не будете требовать от меня ничего несправедливого, ибо я не сделаю даже самой малости, что идет в разрез с моей совестью.
Деннер ничего не ответил, лишь быстро пошел вперед. Они продирались сквозь чащу, пока наконец не вышли на довольно большую лужайку. Деннер трижды свистнул, и эхо повторило этот звук так, что он разнесся по всем ущельям; в зарослях со всех сторон вспыхнули огни факелов, в темных проходах раздался шум и звон, и появились черные зловещие фигуры, которые окружили Деннера. |