— По земле, пропитанной кровью наших отцов до самого ада, — батюшка потянулся рукою вниз. — Ходят какие-то млекопитающие, Иваны, не знающие, родства, жуют свои эти гамбургеры...
— Верно! — сказал Шеремет.
— Иван, вынь гамбургер изо рта! — воскликнул Иларион, на мгновение став серьезным.
Гортов поерзал в кресле, чувствуя, что сиденье ему как будто сопротивляется.
— Но вот когда я вижу таких молодых людей, сердце радуется, — Иларион, Шеремет и послушник — все, кроме сурового человека у шторы, чему-то мечтательно улыбнулись. Иларион, наконец, присел.
— Хочу вам сказать, что это не просто работа, не просто газета, не просто партия... Это товарищество, это собор. Вы уже успели почувствовать, какая ангельская жизнь в Слободе? Как хорошо и спокойно!
— И воздух! — резко вскричал Шеремет. Послушник подлил и ему чаю.
— М-да... — мямля, Гортов выплюнул изо рта какую-то жеваную бумагу.
— Прошу вас, афонский мед, — Иларион пододвинул в центр стола розетку с рыже-оранжевой жижей. Медовая нитка блеснула и сразу исчезла в его бороде. — И ты, Шеремет, угощайся!
Шеремет мед не хотел, он и так благолепно сиял, сочась медом, с его лица батюшка мог бы черпать мед.
Возле окна был постамент с уменьшенной копией Слободы. Она была выкрашена в серый блестящий лак, но кресты и купола были золотистые. Всюду возвышались луковки храмов, с одного на другой край Слободы был переброшен обширный мост над озером. На необъятом еще жизнью краю Слободы, который пока был в поросшей травой руинах, должны были стоять цирк и аттракционы.
— Это макет будущего. Так Слобода будет выглядеть через пять лет, — Иларион снова поднялся на ноги. — Вы видели наши проспекты? Нет?.. Немедленно принести!
Послушник скрылся в двери.
— Не видел проспектов... — вздохнув, покачал головой батюшка.
Гортов стал послушно листать хрустящий буклет с изображенными на листах людьми в чистых рубахах и празднично разукрашенными домами, сделанными под ампир.
— Наши разработчики сейчас специальную программу делают — это бомба! Идешь по улице с телефоном, — Иларион достал айфон. — Подносишь к любому дому и выбираешь год. Например, 1650-й, — Иларион даже потыкал для вида по пустому экрану. — И появляется голограмма. Дом, точно в том виде, в котором он был, и люди, совсем как настоящие! И они будут разговаривать как живые! Можете в это поверить!?
— Нет... Да... — засуетился Гортов.
— Каково, а? — Батюшка хлопнул буклетом.
— Чудесно! Ах, как чудесно! — восклицал Шеремет, обольстительно улыбаясь.
— Представляете, совершенно живой Михаил, например, Федорович...
— Федорович, — повторял Шеремет, завороженный.
— ...Романов перед вами стоит. И можно ему задать любой вопрос! Абсолютно любой!..
— ...Но только если не острый, — подмигнув Гортову, договорил развеселый батюшка.
* * *
Знакомство на том не закончилось, и компания спустилась в подвал по пыльной мраморной лестнице. Всюду был альковный мрак и жар печи. Парили в полутьме расписные стены. Иларион по пути послал Гортову несколько ласковых ободряющих взглядов, и Гортов с трудом улыбнулся ему в ответ.
Старик с прерывистой сединой по всей голове, одетый в белогвардейский мундир и шаровары, встречал их народной песней, которой Гортов не знал. Шеремет подпел белогвардейцу в ответ, широко разведя руки, и Гортов снова запаниковал: крестик запрыгал под нижней майкой как уголек, и вена на лбу опухла и застучала в темя.
Потянулся бревенчатый зал. Всюду были опять картины, иконы. Русь, много Руси. Русь, святая и непобедимая. На потолке купола. Официантки в кокошниках. |