Бобоедов. Ага… так? Хорошо… Алексей Греков! Который Греков?

Греков. Это я.

Бобоедов. Вы привлекались к дознанию в Смоленске по делу о революционной пропаганде среди ремесленников — да?

Греков. Привлекался.

Бобоедов. Такой молодой и — такой талантливый? Приятно познакомиться!.. Жандармы, выведите их на террасу… здесь стало душно. Вырыпаев Яков? Ага… Свистов Андрей?

(Жандармы выводят всех на террасу. Бобоедов со списком в руках идет туда же.)

Яков (тихо). Нравятся мне эти люди!

Татьяна. Да. Но почему они так просты… так просто говорят, просто смотрят — почему? В них нет страсти? Нет героизма?

Яков. Они спокойно верят в свою правду…

Татьяна. Должна быть у них страсть! И должны быть герои!.. Но здесь… ты чувствуешь — они презирают всех!

Яков. Хорош Ефимыч!.. Какие у него всё понимающие, грустно-ласковые глаза. Он как бы говорит: «Ну, зачем все это? Ушли бы вы в сторону… дали бы нам свободу… ушли бы!»

Захар (выглядывая из дверей). Удивительно тупы эти господа представители закона! Устроили судьбище… Николай Васильевич держится каким-то завоевателем…

Яков. Ты, Захар, только против того, что вся эта история разыгрывается у тебя на глазах?

Захар. Ну, конечно, меня могли бы избавить от этого удовольствия!.. Надя совсем взбесилась… Наговорила мне и Полине дерзостей, назвала Клеопатру щукой, а теперь валяется у меня на диване и ревет… Бог знает, что делается!..

Яков (задумчиво). А мне, Захар, становится все более противен смысл происходящего.

Захар. Да, я понимаю… Но что же делать? Если нападают — надо защищаться. Я положительно не могу найти себе места в доме… точно он перевернулся книзу крышей! Сыро сегодня, холодно… этот дождь!.. Рано идет осень!

(Идут Николай и Клеопатра, оба возбужденные.)

Николай. Я убежден теперь — его подкупили…

Клеопатра. Сами они не могли этого выдумать… Тут необходимо искать умного человека.

Николай. Вы думаете — Синцов?

Клеопатра. А кто же? Вот мосье Бобоедов…

Бобоедов (с террасы). Чем могу служить?

Николай. Я окончательно убедился, что мальчишку подкупили… (Говорит тихо.)

Бобоедов (негромко). О-о? Мм…

Клеопатра (Бобоедову). Вы понимаете?

Бобоедов. М-н-да-а… Какие мерзавцы!

(Оживленно разговаривая, Николай и ротмистр скрываются в дверях. Клеопатра, оглянувшись, видит Татьяну.)

Клеопатра. А… вы здесь?

Татьяна. Еще что-то случилось?

Клеопатра. Вам это безразлично, я думаю… Вы слышали о Синцове?

Татьяна. Знаю.

Клеопатра (с вызовом). Да, арестован! Я рада, что, наконец, выкосили на заводе всю эту сорную траву… а вы?

Татьяна. Я думаю, вам безразлично, что я чувствую…

Клеопатра (злорадно). Вы симпатизировали этому Синцову! (Смотрит на Татьяну, и лицо ее становится мягче.) Как вы странно смотрите… и лицо измученное… почему?

Татьяна. Вероятно, от погоды.

Клеопатра (подходит к ней). Вот что… может быть, это глупо… но я человек прямой!.. Пожила я… много! Много чувствовала… и очень обозлилась! Я знаю, что только женщина может быть другом женщины…

Татьяна. Вы что-то хотите спросить?

Клеопатра. Сказать, не спросить! Вы мне нравитесь… такая вы свободная, так ловко одеты всегда… и хорошо держитесь с мужчинами. Я вам завидую… и как вы говорите, и как ходите… А иногда я вас не люблю… даже ненавижу!

Татьяна. Это интересно. За что?

Клеопатра (странно).