Максим Горький. Пьесы, сценарии, инсценировки 1921-1935
Сомов и другие
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: Сомов. Анна — его мать. Лидия — его жена. Яропегов. Богомолов. Изотов. Дуняша — горничная. Фёкла — кухарка. Троеруков. Лисогонов. Силантьев. Титова. Арсеньева — учительница. Дроздов. Терентьев. Людмила. Крыжов. Китаев. Семиков. Миша.
Сомов — инженер, лет 40, говорит суховато; под его сдержанностью чувствуется сильное нервное напряжение, в сценах с матерью — резок и даже груб, в сцене с женой, обнаруживая своё честолюбие, откровенен не потому, что говорит искренно, а потому, что проверяет себя. Анна — его мать, — лет 60, женщина бодрая, хороших «манер». Лидия — лет 27, ленивые движения, певучий голос, жить ей одиноко и скучно; Арсеньева оживляет воспоминания юности её, и потому она тянется к ней. Яропегов — лет 40–42, - школьный товарищ Сомова, человек, которого Лидия объясняет правильно. Богомолов — лет 60, - обижен, обозлён. Изотов — лет 55, - картёжник, любит поесть, выпить. Троеруков — неудавшийся авантюрист, человек, способный на всё из мести за свои неудачи. Титова — лет 45, - толстая, пошлая, неглупая. Арсеньева — лет 30, - человек, увлечённый своим делом. Терентьев — лет 35, - рабочий, директор завода, добродушен. Дроздов — лет 30, - красив, суров, недоверчив. Китаев — лет 30. Крыжов — за 60 лет. Семиков — лет 25–23, - вялый парень. Миша — лет 20. Дуняша — тоже. Людмила — 18-20лет. Фёкла — за 60 лет. Лисогонов — тоже. Силантьев — лет 45.
Первый акт
Новенькая, деревянная дача. Терраса; у стола — Анна Сомова, в капоте, пенснэ; читает газету; пред нею — кофейный прибор.
Дуняша. Спекулянт масло принёс. Анна. Во-первых: надо говорить — частник, а не спекулянт. Дуняша. Мы так привыкли. Анна. Спекулянт — обидное слово, обижать людей — дурная привычка. Во-вторых: где Фёкла? Дуняша. Ушла куриц покупать, что ли… Анна. Пусть Силантьев подождёт. Дуняша. Он денег хочет. Анна. Просит, а не — хочет. Дуняша. Не хотел бы, так не просил. Анна. Вы говорите много лишнего. Пусть придёт сюда. — (Сердито, через газету смотрит вслед Дуняше. Отшвырнув газету, подходит к перилам террасы. На лестнице Силантьев, мужик лет 45.) Здравствуйте, Силантьев! Силантьев. Доброго здоровья, Анна Николавна. Анна. Ну, что у вас, как — дочь? Силантьев. Плохо. Анна. Не помогает доктор? Силантьев. Нет. Да ведь какой она доктор, извините… Анна. Что ж она говорит? Силантьев. Да ведь что ей говорить? Она не её, она — меня всё лечит. Не так, видишь ты, думаю я, не её мыслями. Я ей говорю: «Ты — брюхо лечи, а не душу, душу лечить — дело не твоё! Ты, говорю, себе душу-то полечи». Анна. Очень жаль, что Маша захворала, я так привыкла к ней. Силантьев. Новая-то у вас бойка больно. Анна. Да, вот до чего дожили мы, Силантьев! Силантьев. Не говори! Дышать нечем. Комсомол этот, Мишка: «На Кавказ, говорит, надобно Марью-то». Это — в старину солдат на Кавказ посылали, а она девка. (Сомов вышел, стоит у стола, разбирая газеты, прислушивается. |
