Батумская тюрьма была небольшой — всего на восемьдесят «посадочных мест». Содержание в ней было хорошее, хотя режим довольно строгий. Сталину уже довелось посидеть в этой тюрьме, поэтому он чувствовал себя в ней как дома. Кстати, в этот период он известен под псевдонимом Коба, а Сталиным станет лишь в 1912 году. Но мы называем его по старой памяти так, потому что в историю он вошел именно как Сталин.

В помещение для допросов к нам привели арестанта. Скажу сразу — молодой Сталин был мало похож на того, какого мы видели в документальной хронике и на портретах 30–40-х годов. Скорее, он смахивал на горячих мачо из мексиканских сериалов. Ему было всего двадцать шесть лет. Среднего роста (в учетной карточке Бакинского жандармского управления записано: «рост — 2 аршина 6 вершков — 169 см»), худощавый, глаза карие, лицо — заросшее модной в наше время недельной щетиной. Одет он был… Я бы назвал его верхнюю одежду обносками, которые не стали бы надевать у нас даже бомжи. Видно, перед арестом товарищу Сталину пришлось долгое время сидеть без денег.

После недолгих канцелярских формальностей нам передали арестанта. На тюремной карете с зарешеченными окнами товарища Кобу доставили к нашему вагону, стоявшему уже прицепленным к составу, направлявшемуся в Тифлис. Где жандармы и передали с рук на руки на попечение «мышек» «беглого ссыльнопоселенца Иосифа Виссарионова Джугашвили, уроженца Тифлисской губернии, Горийского уезда, православного, холостого, из крестьян, закончившего Горийское духовное училище и имеющего право работать домашним учителем».

Я подписал последние бумаги, и всё, дело было сделано. Любезные батумские парни также загрузили в вагон бутыль с вином и корзину с разными местными вкусняшками. Они очень были расстроены, что не сводили нас в какой-то знаменитый здешний духан, где мы съели бы настоящий шашлык по-карски, и не уговорили отведать того, что нам «не подадут ни в одном, даже самом лучшем ресторане Санкт-Петербурга». Зная грузинскую кухню, я был так же расстроен, как и наши гостеприимные хозяева.

Сталина, точнее товарища Кобу, мы поместили в отдельном купе под персональную опеку одного из наших бойцов. Сержант Герман Курбатов был вежливым, уравновешенным и культурным молодым человеком, совсем не похожим на профессионального головореза. Мне показалось, что общение российского гэрэушника из XXI века и товарища Кобы будет приятно и полезно обоим. Не знаю насчет перспектив выбиться в генералиссимусы, но уж простым обывателем товарищ Джугашвили не будет никогда — такой уж у него характер. Сказать по правде, я почту за честь быть его другом и очень не желаю, даже случайно, оказаться его врагом.

Ну вот, паровоз прогудел, вокзальный колокол прозвенел, сцепки лязгнули, и мы отправились в обратный путь в славный город Санкт-Петербург.

Беседу тех, кто ранним утром собрался в резиденции премьер-министра, начал хозяин этого кабинета:

— Уважаемые джентльмены, сэр Генри по какой-то, по всей видимости весьма важной, причине попросил нас собраться в столь ранний час…

Министр иностранных дел Британии маркиз Лансдаун прервал премьера, протянув ему два листа бумаги.

— Сэр, русские в Фузане распространяют по телеграфу эту информацию, подписанную известным американским писателем и журналистом Джоном Гриффитом Лондоном.

Сэр Артур Джеймс Бальфур прочитал вслух одну из поданных ему бумаг:

Я уже писал про то, что в эту поездку у меня резко изменилось представление и о японцах, и о русских. А сегодня, под свинцовым мартовским небом в Восточно-Китайском море, я увидел, что собой представляют современные британцы.

Мне говорили, что ожидается возможная провокация со стороны англичан.