— Хорошо, мистер Уайт, — сказал Евно Азеф, — но я всё же хотел бы получить все деньги вперед. А то знаю я вас, мы свое дело сделаем, а потом вас ищи-свищи.

— Даю слово джентльмена — никакого обмана не будет! — сказал британец. Он взял со стола налитый ему бокал и чокнулся с Евно. — За удачу, мистер Азеф!

— За удачу, мистер Уайт, — поддержал Азеф и поднес бокал с кроваво-красным вином к своим толстым вывороченным губам…

За окном истошно воет одна из последних в этом году метелей. Но здесь, в натопленной гостиной дворца совершенно не чувствуется ее ярости. Вчера вечером позвонил генерал Ширинкин и сообщил, что все обитатели «Бутылки» — тюрьмы в Новой Голландии — уже переведены в другие места заключения, и мы можем приступать к обустройству своей резиденции и новой спецслужбы Российской империи. Наконец-то наша гостеприимная хозяйка избавится от нашего присутствия. Она, конечно, не показывает, что мы ей уже порядком поднадоели, но нельзя же вечно жить в гостях. Рано или поздно необходимо обзаводиться и своим домом.

Ну а сегодня наконец-то на завтрак собралась вся наша честная компания: Нина Викторовна, майор Османов, старший лейтенант Бесоев, Ирочка и я… Кроме того, мы решили пригласить на завтрак товарища Кобу. Пора понемногу приучать его к нахождению в так называемом обществе. Выдержки у него хватит на троих, надо только преподать некоторые правила поведения и снять первоначальное смущение.

Опекать молодого человека мы поручили Ирине Владимировне. Тут она ему почти ровесница, всего-то на год младше. Вон как над ним хлопочет — словно классная дама над институткой-смолянкой. Только и слышен ее полушепот: «Сосо, выпрямитесь… Сосо, не кладите локти на стол…» Она чем-то напомнила мне Мальвину, воспитывающую сорванца Буратино. Как-то так сразу он у нее стал Сосо, а не Иосиф, и не товарищ Коба. И если в начале этого мероприятия товарищ Коба слегка робел и смущался под строгим взглядом Нины Викторовны, то уже к концу завтрака вел себя вполне естественно, не допуская особо грубых косяков.

Разговор, поначалу нейтральный, довольно быстро перешел на политику. Конечно же, тему начал товарищ Коба, за что мы ему были благодарны.

— Товарищи, — сказал он, отложив в сторону вилку, — конечно, разгром Японии — это замечательно. Но он ни на йоту не улучшит положения простого народа Российской империи. Все выгоды, как всегда, опять загребут себе купцы и помещики. Для русской торговли станут доступными новые транспортные пути в Азию, и господа купцы получат новые прибыли. В аннексированной Маньчжурии откроются новые должности для десятка крупных и нескольких сотен мелких чиновников. А затем всё вернется на круги своя: одни как голодали, так и будут голодать, другие же — как воровали, так и будут воровать. Своей победой, скорее всего, вы только отдалили установление в России справедливого общественного устройства с равными возможностями для всех.

Мы переглянулись. Чувствовалось депрессивное влияние небезызвестного Ильича с его лозунгом: «Чем хуже, тем лучше». Но и такая точка зрения тоже имела место в рядах нынешней революционной интеллигенции.

— Ну как же, уважаемый товарищ Коба, «ничего не изменилось», — хмыкнула Нина Викторовна, — выкупные платежи отменили и недоимки на десять лет заморозили. Не без нашего, между прочим, влияния. И не забывайте про госмонополию на торговлю хлебом и прекращение платежей по французским кредитам, которые в основном разворовывались приближенными царя, а проценты по этим кредитам, как водится, платил народ. Тут мы, сказать откровенно, сыграли Николая Александровича втемную, ничего не объясняя, а просто предоставляя ему соответствующую правдивую информацию, исходя из которой он просто не мог поступить иначе.