Мое сердце сжалось.

— Но на следующий день я увидел Клеменс, — сказал Нат, — и понял, что для нее такое решение будет нечестным, как и для меня, и для тебя. Мое сердце желало не этого, — он пристально смотрел на меня, приближаясь. — Я говорил тебе раньше и говорю теперь: я хочу только тебя.

Мне словно дали солнце, я была ослеплена и потрясена.

— Знаю, ты думаешь, что у нас ничего не выйдет, — сказал Нат. — Но ты ошибаешься. Конечно, порой мы будем спорить, мы ведь люди. Но я не хочу быть с той, что во всем соглашается со мной. Я ученый, и честные споры меня не пугают. И мне все равно, что говорят про нас в брошюрах или сплетничают при дворе.

Мне тоже уже было все равно. Не это меня сдерживало.

— Важнее всего для меня, — сказал Нат, — что ты — Люси, и я люблю тебя, — я молчала, и он с неуверенностью посмотрел на меня. — Но, может, твои чувства изменились?

В моем горле был ком.

— Просто… я не уверена, что в глубине сердца ты чувствуешь это. Когда ты спал, ты хотел, чтобы я ушла.

Он испуганно посмотрел на меня.

— Да?

— Когда я заговорила, ты в ужасе отпрянул, — было сложно говорить, я выдавливала слова. — Потому я перестала приходить. Пенебригг решил, что так лучше.

— Он ошибся, — Нат привел меня к скамейке с высокой спинкой у камина. — Люси, если я и боялся, то за тебя. Пока я спал, мне снились кошмары, что Прессина схватила тебя, и я не мог быстро передать тебе камень, и ты звала меня, кричала от боли…

Видимо, я выглядела неуверенно, потому что он сказал:

— Это так, Люси. Но, даже если не так, нельзя наказывать человека за то, что он делает во сне. В зачарованном сне, тем более.

— Но я видела такое выражение на твоем лице, когда ты не спал, — тихо сказала я.

Он нахмурился.

— Когда?

— Когда я превратилась в змею. Ты так смотрел на меня, — сказала я. — В ужасе…

— Нет! — он обхватил мое лицо. Под темными бровями его глаза были ясными, честными и любящими. — Я не вру. Когда ты изменила облик, я был потрясен. Я не знал, что ты так можешь. Но я был и благодарен, ведь думал, что все потеряно, что Прессина убьет тебя, а потом ты набросилась на нее.

— А когда я подлетела к тебе?

— Я был испуган, да. Но не из-за тебя, а из-за самой ситуации. Я боялся, что не смогу передать тебе камень, и Прессина нападет первой.

— Ты не думал, что я — чудовище?

— Нет, — он был искренне удивлен. — С чего бы я так думал?

— Я была змеей, Нат. У меня была чешуя. И когти. И зубы.

Он улыбнулся.

— Это выглядело потрясающе. Ты извивалась в воздухе. Ты летала. Но ты при этом оставалась собой. Как?

На его лице не было неприязни или страха, только любопытство и удивление.

И теперь я тоже была удивлена. Я всегда знала, что Нат был прирожденным ученым, что он пытался открываться всему. Но я не понимала до этого, как было открыто его сердце.

— Знаешь, что на самом деле потрясающе? — спросила я у него.

— Что?

— Ты.

Все еще улыбаясь, он вскинул брови.

— Потому что не считаю тебя чудовищем?

— И это тоже, — я прижала ладонь к его подбородку. — Других таких в мире нет, Нат. И я люблю тебя за это.

Ветер снаружи стучал по окну, колокол звенел вдали.