…И вдруг радость погасла, как перегоревшая лампочка. Аннаэр не сразу поняла, в чем дело. Она вгляделась пристальнее, вновь и вновь перебирая в уме группы формул, скупо отражавших сияющее многоцветье модели — и остановила время. Наблюдать за дальнейшим развитием было бессмысленно, она знала его лучше, чем линии на собственной ладони. Девушка встала и подошла к окну. Одинокий фонарь у дороги выхватывал из темноты бока проржавевших до вишневого цвета гаражей. Где-то вдали парила над ночью неоновая вывеска. Перед глазами Аннаэр неотступно маячила модель. Стандартная модель.

Шаданакар.

Начать все сначала? У нее уже не было сил, да и время близилось к четырем утра. Если она не поспит хоть немного, то не сможет даже продемонстрировать модель на зачете. Аннаэр снова почувствовала знакомое раздражение — тело мешало ей, тело не было необходимым, она страстно желала избавиться от тела… Ей объясняли, что так думать не следует, но она слишком устала даже для того, чтобы привести мысли в порядок. Собственно, почему бы ей не представить готовый Шаданакар? Стандартная модель Андреева была очень сложной структурой, большинство ее однокурсников не смогли бы достойно отработать такую. Это она, вообразив себя лучшей — кстати, без достаточных на то оснований — решила, что обязана каждый раз представлять нестандартную систему. Никто не давал ей такого задания. Шаданакар? Пусть будет Шаданакар. Она свернула модель в точку и сотворила себе родинку на запястье — не забыть.

Минул остаток ночи. Аннаэр проспала три часа, этого должно было хватить на ближайший месяц. Если снова не придется тратить так много сил — физических и душевных — как в последнее время. Она была все еще слишком привязана к своему телу, хотя со временем положение должно было измениться. Если, конечно, обстоятельства не сложатся таким образом, что ей придется бросить институт.

Она вышла из дома и направилась к остановке.

Весна еще не вошла в силу, хотя снег стаял и трава пробивалась к солнцу. Было прохладно. Аннаэр забыла надеть пальто и выглядела довольно странно среди закутанных по горло людей. На нее оглядывались.

Холода она не чувствовала уже года два, с конца первого курса.

Какой-то алкаш обозвал ее шалавой. В другое время Аннаэр не обратила бы на это внимания, но вчерашняя неудача с моделью вырвала ее из привычной области запредельных, недоступных обычным людям мыслей, и теперь в ней плескалось шипящее болото раздражения. Вот Мезозойский Ящер не выносит алкашей. В своей чисто преподской изощренной злобности он сгенерировал вокруг института особое поле, мгновенно сообщающее забредшему в него несчастному редкостную трезвость мысли. До дома Аннаэр поле, разумеется, не доходило — а жаль. Она посмотрела на убогого пронзительным взглядом. Под изогнутыми девичьими ресницами сияла белая плазма. Наводящий ужас взор она скопировала у Ящера, но совершенно этого не стыдилась. Ящер был уникальным явлением окружающего мира, и способность его передразнивать говорила о немалой крутости попугайствующего.

Мезозойским Ящером его звали за полную бесчувственность, злодейское хитроумие и огромные размеры. Не физические, конечно — физически Ящер был тощ, как вешалка, огромным было его биополе, прохладное и светлое, как весна. Собственные его, Ящера, студенты чуяли руководителя километра за три, а уж в непосредственной близости от него проникались даже глупейшие из примитивов.

Алкаш тупо посмотрел на нее и харкнул на асфальт. Преодолевая брезгливость, Аннаэр выбила из его башки многолетний хмель, вычистила организм и в порыве садизма накрутила показатель интеллекта на несколько десятков единиц.