Изменить размер шрифта - +
Родители девочки хорошо понимали ее язык, но мне он показался несколько странным. Затем она взяла маленькую желтую электрическую лампочку, с которой мы играли прошлый раз и на которой была нарисована рожица. Она сказала: «Сделай, чтобы ее тошнило», и мне пришлось пририсовать рот. Затем она взяла коробку с игрушками и вывалила все на пол. Выбрала круглую игрушку, продырявленную в центре, которая бог знает откуда появилась.

«Что это? У меня таких нет». Потом взяла грузовичок и спросила: «А это что? Ты знаешь о бабаке?» Я дважды просил ее рассказать мне, что это такое, но она не смогла ответить. «Это машина Пигли? Это машина малышки?» Затем я рискнул проинтерпретировать это: «Это мамина утроба, откуда рождается ребенок». Она явно с облегчением ответила: «Да, черная утроба».

Как бы в продолжение своих слов, она взяла коробку и намеренно переполнила ее игрушками. Я попытался выяснить, что это означало, путем различных интерпретаций. (Она каждый раз давала понять, считала ли хорошим или плохим то, что я сказал). Кажется, наиболее благосклонно принятая интерпретация состояла в том, что это животик Винникотта, а не черная утроба. Я сказал что-то в том смысле, что понимаю, что туда попало, и вспомнил, как в прошлый раз говорил о появлении ребенка путем наполнения корзинки, из-за прожорливости. Из-за того, что корзина переполнена, оттуда постоянно что-то выпадало. Это был заведомо спланированный эффект. Я интерпретировал так, что это и означало тошнить, и она тут же продемонстрировала, заставив меня нарисовать большой рот на электрической лампочке. Теперь я начинал понимать, что происходит.

 

Я: Винникотт — ребенок Пигли; он очень жадный, потому что так любит Пиглю и ее мать; он съел так много, что его тошнит.

Пигля: Малыш Пигли съел слишком много. [Затем она сказала что-то о поездке в Лондон на новом поезде].

Я: То новое, что тебе нужно, это Винникотт-ребенок, Пигля-мама, Винникотт, любящий Пиглю [маму], съевший Пиглю так, что его тошнит.

Пигля: Да, правда.

 

Можно было сказать, что работа, составлявшая цель данного сеанса, была выполнена.

После этого мы долго общались с помощью мимики. Она вращала языком; я подражал, и таким образом мы изображали голод и наслаждение едой с причмокиванием, и вообще оральное сладострастие. Нас это устраивало.

Я сказал, что внутри может быть темно. В ее животике темно?

 

Я: Страшно, когда темно?

Пигля: Да.

Я: Тебе снится, что внутри черно?

Пигля: Пигле страшно.

 

Затем какое-то время Пигля сидела на полу и была очень серьезной. Наконец, я сказал: «Тебе нравится с Винникоттом». Она ответила: «Да».

Мы долго смотрели друг на друга. Затем она вернулась и положила еще игрушек в маленькую коробку, для того чтобы еще раз отыграть тошноту. Она протянула мне электрическую лампочку.

Пигля: Подрисуй еще глаза и брови.

Они и так были довольно четкими, но я сделал их еще ярче. Затем она взяла другую коробку и открыла ее. Внутри были игрушечные зверюшки. Она тут же подошла и взяла двух мягких зверюшек покрупнее — пушистого барашка и пушистого олененка. Она усадила их есть из коробки и добавила еще игрушек к маленьким зверькам в коробке: «Они едят свою еду». Она прикрыла крышкой коробку с едой. Так возникло нечто вроде переходного явления (transitional phenomenon) в том смысле, что между ней и мной были большие плюшевые зверьки, поедавшие свою еду, причем еда эта, в основном, из зверьков и состояла. Поэтому я интерпретировал это так, будто она сказала мне, что это — сон. Я сказал: «Вот я — малышка-Винникотт, который появился из утробы Пигли, родился от Пигли, очень жадный, очень голодный, очень любит Пиглю, ест пиглины ноги и руки».

В числе всех других частичных объектов (part-objects) я попытался использовать слово «грудь».

Быстрый переход