— Тойво, я у тебя тоже не был.

— Да-а, у нас на станции не принято ходить в гости.

— Я заметил.

— У тебя неплохо. Уютно. Я смотрю, новый планшет? Хорошая модель, ты доволен?

Мне надоело. Сколько можно тянуть? Явно ты не за планшетом пришел, да и модели той сто лет в обед.

— Тойво, говори, с чем пожаловал. Мне завтра вставать рано, а уже полдвенадцатого. Так что… — Я пожал плечами, показывая, что пора бы к делу.

Он подачу принял.

— Андрей, я к тебе неплохо отношусь. Поэтому буду говорить прямо. Зачем ты суешь нос не в свои дела?

— Ты о чем? — демонстративно не понял я.

— Ты знаешь о чем. Ты мной интересовался. Ты узнал обо мне кое-что, и я хочу узнать, зачем тебе это понадобилось, — Тойво мою демонстрацию проигнорировал.

— Решительно не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Зря, Андрей! Фурдик — дурак. Жадный дурак. Но и ему хватило ума прекратить любопытствовать. Он копнул немного и ему хватило. Ты мне сейчас расскажешь, что он успел накопать и что он рассказал тебе.

— Тойво, я к тебе тоже неплохо отношусь, но, мне кажется, ты перегибаешь палку. Во-первых, ты у меня в гостях, так что сбавь обороты, во-вторых…

— Помолчи. Во-первых, помолчи. Я тебе объясню свою позицию. Ты готов слушать?

— Ну, давай послушаем.

— Хорошо. Так. Ты в концерне человек новый, это раз. — Тосанен поднял руку и стал загибать пальцы. — Ты ведешь себя как выскочка. Молодой выскочка — это два. Этикет требует уступать дорогу достойным людям, много сделавшим для компании — это три. И это не так важно, как пункт четыре: ты стал носителем информации не своего уровня. Далее. Информация касается интересов самых разных людей, начиная с меня. Как мы будем реагировать, будет зависеть от того, что ты сейчас скажешь. Что именно ты узнал? Зачем и для какой цели ты интересовался? Я выражаюсь ясно?

Выражался он ясно, яснее некуда. Я здорово разозлился. Как так? Пришел, уселся, и теперь пугает всякими многозначительными «мы»! В конце концов, ничего противозаконного я не делал (ну почти) и лично Тойво никак не задевал.

Я высказал эти положения. Вежливо, но непреклонно.

Тосанен слушал, как я говорю, что я не выскочка, что я просто работаю, что вся моя карьерная инициатива исходит сверху, от начальства. И что ему, Тойво, совершенно не надо знать о моих делах, что и у кого я разузнаю — это мое дело, и больше ничье.

— Тут ты ошибся, — ответил он на последнее рассуждение. — Это «чье дело». Именно так. Лучше тебе сделать две вещи: честно сказать, что ты знаешь, и поработать с нами. Тебе это будет полезно, и тогда твой интерес к нам будет в заметной мере некритичен.

— Тойво! Что ты прицепился?! Я не делал ничего противозаконного! Я не собирался как-то тебе вредить, или что ты там себе напридумывал! И ты ничего не сможешь доказать.

— А ничего доказывать не нужно. Достаточно, чтобы нам показалось, что ты знаешь нечто, что мы считаем внутренней информацией. И тогда нам придется считать, что ты знаешь слишком много, Андрей. Ты знаешь, что бывает с людьми, которые знают то, что им знать совершенно не положено?

— Паранойя какая-то!

— Нет, элементарный здравый смысл. И он мне подсказывает, что лучше бы тебе согласиться работать с нами, так. Из расположения к тебе, Андрей, последний раз предлагаю: работай с нами! Ты можешь работать и с жирным кретином Фурдиком, никто слова не скажет. Просто иногда тебе придется выполнять наши поручения. За большие деньги, не просто так. Согласен?

— Проваливай, Тойво.