Это значит, надо встретиться с сеньором Роблесом, передать ему приказ об эвакуации, а заодно отобрать коды на подрыв калифорниевых БЧ. А времени мало, ой как мало! В любую минуту могли показаться клоны…

— Вот что! — сказал на бегу Сантуш. — Ты иди к Роблесу. Дорогу-то помнишь? Я навещу старика Августина, он мужик разумный и в авторитете, поможет с эвакуацией. А потом махну к Пьеру Валье — он заведовал складами с боеприпасом. Ты выясняешь у Роблеса коды и скидываешь их мне на коммуникатор. Встречаемся в ангаре по готовности. Толково?

— Толково, — одобрил я, и мы разделились.

«Вот дожили! — думал ваш покорный слуга, по привычке почесывая затылочный сегмент шлема. — Бармен Августин Фурдик поможет с эвакуацией! Рехнуться! Бармен в авторитете! А управляющий?! Как у него с авторитетом?!»

С авторитетом Антонио Роблеса случилась форменная беда.

Конечно, насчет капельницы де Толедо преувеличил, но что-либо возглавлять он был не в состоянии. Хотя меня узнал, я даже удивился.

— А-а-а, Румянцев! — сказал он, когда я миновал мертвую приемную и вошел в офис. — Ру-у-умянцев, тарам-пам-пам… Зачем пожаловали? Вы уволены, черт возьми!

На столе стояла початая бутыль коньку, а под столом перекатывались еще две — приконченные накануне. Судя по лицу, господин Роблес пил во всю мощь, не покидая рабочего места, часов двенадцать.

— У меня приказ об эвакуации «Тьерра Фуэги». — Я решительно подавил желание всласть пообщаться с бывшим работодателем, так как цейтнот. — Через час отходит последний эвакотранспорт. После чего станция будет взорвана.

— Эвакотранспорт! О, эта музыка! Русский язык! Великий и могучий! Эвакотранспорт! Это словечко придумал ваш знаменитый баталист граф Толстый?

— Толстой. — Я зачем-то поправил управляющего. — Мне от вас нужны коды на подрыв калифорниевых снарядов для «Доны Анны». Немедленно.

— Толстой, Толстый… какая разница? А коды — в сейфе, сейф открыт. Забирайте, мне не жалко! Все забирайте!

В чем невозможно отказать Сантушу, так это в оборотистости. В совокупности мы управились за полчаса.

Я воткнул в наручный планшет карту памяти с кодами и передал их Комачо. Тот успел прихватить Пьера Валье за всякое нежное и дежурил в ядерной крюйт-камере.

— Здесь сорок семь снарядов, — сообщил он по рации. — Не успели израсходовать. Шваркнет так, что офисную надстройку придется ловить на Земле!

— Передавай Пьеру привет, — ответил я. — Он на ногах вообще? Тут все, решительно все пьяны! Вся долбаная станция!

— Пьер в порядке. И Августин тоже, хотя очень расстроен. Он в ангаре, или уже на пароме.

— Хорошо, активируй снаряды на синхронный подрыв, встречаемся у истребителей.

Флуггеры сновали туда-сюда, до станции и обратно к авианосцу.

Четыре парома, которым случилось оказаться на станции, загружались под завязку всем, что можно быстро утащить. Людей укладывали во флуггеры чуть не штабелями. Еще бы, жить хотелось всем!

Ангарная палуба превратилась в подлинный Вавилон. В библейском смысле. Толпу некому было образумить и упорядочить, так как «Эрмандада» сама отваливала — хотя и гораздо более организованно, само собой. Эрмандадовцам требовалось не просто сбежать, но сбежать с оружием, которое было так нужно на Махаоне.

Возле «Кассиопеи» под погрузкой я увидел знакомого толстяка. Бармен Августин Фурдик собственной персоной стоял… какой-то весь съежившийся. Он меня тоже увидел, узнал и вместо «здравствуй» принялся ныть.