— Давай, — сказал я и достал из кармана обрывок бумаги, на котором позавчера мамка мне написала список продуктов, что купить нужно…

Я пихаю Ленку в бок и глазами показываю на потенциальную жертву. Ленка соглашается, что объект подходящий, забирает у меня листочек, и берёт инициативу в свои руки. Приближается к нам по тротуару девочка лет двенадцати. Причём идёт одна, без взрослых или сверстников. Мы как раз такую жертву и выискивали. Ещё заранее договорились, что если попадётся девочка, то говорить с ней будет Ленка. А если мальчишка, то я, так нам проще.

— Мэдхен! — делает Ленка шаг навстречу приближающейся девчонки.

Девчонка что-то вопросительно отвечает, а Ленка протягивает ей лист бумаги и говорит:

— Битте, мэдхен!

Девчонка непонятливо рассматривает бумажку, на которой я десять минут назад Ленкиной ручкой написал по-немецки адрес Лотара, как я его помнил. Что-то спрашивает.

— Битте, — повторяет Ленка и тычет пальцем в бумажку.

Невнятный ответ. Ленка показывает пальцем на себя, на меня, потом на бумажку. Неизвестная девчонка, кажется, поняла, что нам нужно по этому адресу. Что-то объяснять начинает, но мы не понимаем нифига. В речи постоянно проскальзывает непонятное слово «убан». Этот убан должен нам как-то помочь, но кто это и где живёт, мы не знаем. Наконец, девчонке надоело сотрясать воздух, и она стала что-то очень медленно, с трудом подбирая слова, говорить по-английски. Слово «андерграунд» узнали и я, и Ленка одновременно. Метро! Нам в метро нужно!

Девчонка достала из своей сумочки огрызок карандаша, бесцеремонно развернула меня спиной к себе, а потом что-то стала писать на бумажке, пристроив ту мне между лопаток. Щекотно.

Отдав исписанную бумажку Ленке, девчонка что-то сказала и улыбнулась. А Ленка постоянно повторяла ей «данке шён, мэдхен». Девчонка ещё что-то спросила по-немецки, мы ничего не поняли и она, как смогла, перевела вопрос на английский. Из всей её фразы мне удалось разобрать только слово «маней». Ленка мою догадку подтвердила и грустно сказала девчонке: «но маней, сорри». А потом ещё и демонстративно вывернула карманы на своей юбке. Из правого кармана у неё вывалился какой-то крайне ярко раскрашенный предмет, с вида похожий на крупную конфету.

Какая, однако, корыстолюбивая девочка, подумал я. За такую пустячную услугу маней хочет. Всего-то, дорогу узнали у неё, а она деньги просит! Жадина.

Правда, скоро выяснилось, что я был о ней слишком плохого мнения. Вздохнув, девочка порылась у себя в сумочке и вскоре выудила оттуда серебристую монетку. Сунула монетку в руку Ленке и сказала: «фюр андерграунд, тикет».

А, так это она спросила, если ли у нас деньги на билеты, а когда узнала, что нет, то поделилась с нами своими. Моё мнение об этой девочке немедленно взмыло на недосягаемую высоту. Заодно и все берлинцы выросли в моих глазах, ведь не может быть, чтобы она одна такая была тут, кто-то её так воспитал!

Ленка же подобрала с земли свою яркую конфету, сунула её в руку девчонки, улыбнулась, и сказала, что это презент. Потом ещё непонятную фразу по-русски: «Мир, дружба, жвачка!», очередной «данке шён», мы развернулись и пошли по тротуару в том направлении, куда девчонка тыкала пальцем со словами «ентранцэ ин андерграунд»…

… Наконец, мы приехали и смогли выбраться на поверхность земли из этого жаркого вонючего метро. Никогда в жизни на метро я ещё не ездил, и мне это ну вот совершенно не понравилось. Затхлый воздух пропитан запахами пота, машинного масла, ещё какой-то дряни. Да ещё и тесно там, не протолкнуться. Мы когда вылезли, я Ленке сказал, что в такой толчее больше ездить не стану, лучше пешком пройти.

А она смотрит на меня непонимающе.