— Главное ей потом не показывай, — хохотнул Мамонов.

— Эй, это почему еще? — рыжий скорчил обиженную гримасу. — Я и нормальный стихи тоже могу! Давайте график дежурств по цветам установим, вот! Если мы все сейчас ее этим сеном завалим, глупо смотреться будет. А если букетик утром, букетик вечером, то она такая — уоу! — и разомлеет!

Я стащил покрывало со своей кровати, свернул его в несколько раз и бросил на тумбочку. Улыбался. Неожиданно хороший день, хотя начинался плохо. И ребята хорошие.

— Кирюха, давай к нам! — Мамонов хлопнул ладонью по своей кровати. — Нам тут Олежа хочет историю очередную рассказать! Стррррашную, аж жуть! Правда, Олежа?

— А то! — Марчуков шмыгнул носом. — Я сам засыпать боюсь, когда ее вспоминаю!

Я отогнул край одеяла, чтобы в случае чего быстро нырнуть в кровать. Задел ногой рюкзак и внезапно вспомнил про пирожки, которые из холодильника три дня назад забрал. Пожалуй, доставать их сейчас — не лучшая идея... И завтра надо будет проверить, что там с ними.

Я сел рядом с Мамоновым, а Марчуков забрался на спинку кровати и набрал в грудь воздуха. Но начать не успел, потому что кто-то тихонько поскребся в окно.

— Мальчики, можно к вам? — за стеклом появилась белокурая голова Шарабариной. — Я знаю, вы тут истории рассказываете, я тоже хочу послушать!

Глава 14

А интересно было наблюдать, как моментально преобразились лица парней! Только что все были просто пацанами, страшную историю предвкушали, подушками даже по головам друг друга лупили. Не как в более юном возрасте — битва! Все в перьях! А так, просто совпало — у тебя подушка в руках, а тут как раз затылок товарища очень удобно маячит.

И вот в окно забирается Шарабарина. Та самая девушка, о которой недавно злословили. И эти же самые мальчишки мгновенно начинают суетиться, подавать руки, освобождать самые удобные места, лезть в рюкзаки за припрятанными конфетами.

— Дайте я вот сюда сяду, Мамонов, подвинься, — девушка втиснула свою изящную попу между мной и Мамоновым. Чинно положила руки на голые колени и мило улыбнулась. — Ну давай уже, Марчуков! Рассказывай!

— Ага! Счас! — он повозился, устраиваясь поудобнее на спинке кровати. — В общем, дом один у нас есть. Заброшенный. Там еще пустырь вокруг, сбоку от школы нашей.

— Это на Заречной который? — переила его Шарабарина.

— Нет, другой, — отмахнулся Марчуков. — Рядом с Мясокомбинатом.

— А, да, знаю, у меня там дядя работает!

— Ты будешь слушать или сама рассказывать начнешь? — возмутился Марчуков и чуть не навернулся со своего «насеста».

— Все, молчу, продолжай! — Шарабарина принялась накручивать на палец прядь своих платиновых волос.

— Короче, там раньше жил врач, еще до войны. Немец. Ну, наверное немец, фамилия была немецкая. А потом умер или исчез, и больше никто туда не вселился. И, короче, мы с пацанами задумали туда забраться. А там все окна и двери досками заколочены...

— Кирилл, а ты в какой школе учишься? — шепотом спросила меня Шарабарина.

— В двадцать третьей, — шепотом ответил я. — С сентября. Мы только переехали.

— А я в тринадцатой, — прошептала девушка. — С английским уклоном. Знаешь?

Я помотал головой.

— А в углу что-то такое — шурш-шурш-шурш! — Марчуков схватил за плечо сидевшего ближе всех парня. Тот от неожиданности взвизгнул, как девчонка. Все засмеялись.

— А тебе какая музыка нравится? — снова зашептала Шарабарина, прижавшись чуть теснее, чем раньше.

— Всякая, — уклончиво ответил я. И вдруг сообразил, что это же она ко мне клеится! Чуть не рассмеялся, честное слово.