— Я Харли видела, — сказала она. — Он мне перечислил, кто будет. Будут эти молодожены. Он — сын этой богатющей бабы, миссис Дамьен, австралийки. Помнишь, про нее еще статья была в какой-то газете. Так вот, ее сын женился на Маргарет Мерчи из Сент-Эндрюса. Харли говорит, они познакомились в «Марксе и Спенсере», во фруктовом отделе.

— Мерчи? — насторожился Роланд.

— Ну да, старинная шотландская фамилия.

— Знаю. Из Сент-Эндрюса, говоришь?

Родство с Роландом у Аннабел шло по материнской линии, у него с ней — по отцовской. Имея каждый родных братьев и сестер, эти двое были ближе друг с другом, чем с ними. Аннабел была на пять лет старше. Привязанность началась давным-давно, с его четырнадцати, ее девятнадцати лет. Могли бы, конечно, пожениться, стать любовниками, если бы Роланда сызмальства не тянуло больше к мужчинам, чем к женщинам. Роланд снимал просторную квартиру вместе с одним занятым журналистом, к которому питал исключительно дружеские чувства, и только; тот вечно притаскивал на ночь девиц, по уик-эндам уж непременно, но огромность квартиры позволяла Роланду в глаза их не видеть. Ему было дома вполне уютно. Но свои печали-заботы он нес к Аннабел. Уже несколько лет он подумывал, не стоит ли наконец осесть «на одной стороне», как он выражался, имея в виду, что не мешает покончить с гомосексуализмом, жениться. Предприятие было заведомо трудное, легко ли сказать, неясно даже, как приступиться. Главное, все же знали, что он гомосексуалист, и у тех девушек, на которых ему в общем-то хотелось жениться, шансов он пока не имел никаких. Вот эти печали он и выплакивал в жилетку Аннабел; слава богу о любви между ними уже не могло быть и речи. И когда это было. Теперь их связывали добротные родственные узы. Мысль о том, чтобы лечь в постель с кузеном Роландом, абсолютно не улыбалась Аннабел, он же при своем новом течении мыслей находил ее слишком старой. И все равно они были ближе друг другу, чем большинство кузенов, чем большинство родных братьев и сестер.

Профессией Роланда была генеалогия, и он был честный специалист, как ни подмывало его порой воспарить в облака мифологии, дабы скрепить разыскание. Он работал на одну крупную фирму частных следователей, главной заботой которых было шпионить за любовниками и обнаруживать канувших без вести. Но основной свой доход фирма получала от трудов Роланда. Он прослеживал родословные разных людей. По большей части это были люди, сколотившие состояние и прозревшие, что они происходят, скорей всего происходят, от какого-то знатного дома, семейства, знатной особы; и многим хотелось иметь какой-нибудь герб и девиз, чтобы выгравировать на ложках и вилках, отлить на печатках. Скажем, члены секты мормонов, святых последнего дня, — для генеалогов в Англии просто подарок; от Юты от одной колоссальный доход, ибо происхождение от Джозефа Смита или другого из отцов-основателей у них считается грандиозной личной заслугой.

Одним словом, у Роланда дел хватало. Он знал, где искать документы, в какие лазить ведомости, исторические архивы, где откапывать записи, в каких рыться приходских книгах по всей стране, и геральдику всех родов он знал наизусть, и тех, что цветут поныне, и тех, что давно угасли. Вдобавок он был отличнейший палеограф, он умел толковать все тонкости почерка, особенности правописания, знал все арго писцов, конторщиков, клира, законников, судей, помещиков, почивших много веков назад. И он был в своем деле честен: в пух разбивал столько же ложных притязаний на знатность, сколько обнаруживал истинных прав. Правда, с трактовкой дело обстояло сложней: были зоны сомнения. Роланд твердо выражал сомнение там, где имело место сомнение, ну а если клиентам хотелось толковать сомнение в свою пользу, — это уж их личное дело.

Сидя у Аннабел в буро-зеленой гостиной, Роланд ждал, когда таймер возвестит, что ужин готов.