— Ты что, серьезно?

— Конечно. Всякой писаниной самому заниматься нет никакой необходимости. Ты теперь — общественный капитал, и институт кровно заинтересован в том, чтобы использовать тебя с максимальной отдачей.

— Ладно, убедил, — пришлось согласиться Дмитрию. — Но, надеюсь, я не обязан сидеть в кабинете все время?

— Да хоть совсем не появляйся, лишь бы дело делалось.

— А куда прикажешь перебираться?

— В бывшие шумиловские апартаменты, естественно.

— Почему именно туда? — неприятно удивился Дмитрий.

— А потому, что больше свободных помещений нет. А чем тебе плох этот кабинет? — Дубровин сделал вид, что ничего не понимает. — Он даже лучше моего.

— Вот и давай меняться.

— Э, нет. Я человек консервативный, привычек своих не люблю менять. Бери у коменданта ключи — и вселяйся.

— Откровенно говоря, — пасмурно сказал Дмитрий, — я предпочел бы остаться в своем закутке.

— А я вот предпочел бы сейчас сидеть на зеленом бережку и подергивать удочкой. Да ведь нельзя… Хотя бы потому, что зима.

— Разве ты рыбак?

— Был, — вздохнул Дубровин и, помолчав, начал с улыбкой рассказывать: — А знаешь, у меня ведь тоже подобная история была — как у тебя с нами. Лет двенадцать назад я получил результаты, которые основательно противоречили одной из работ Александра Яковлевича. Я долго набирался смелости, чтобы сказать ему об этом. А когда он убедился, что я прав, первым же и поддержал меня. Лет мне было тогда примерно столько же, сколько тебе сейчас, и я примерно так же не понимал некоторых элементарных вещей, потому что спросил его, почему он сделал это. Он так посмотрел на меня, что я почувствовал себя последним дураком и начал извиняться. И знаешь, что он мне сказал? «Молодой человек, я слишком стар, чтобы служить чему-то еще, кроме истины». История, как видишь, повторяется.

— А ты тоже слишком стар?

— Я?.. Нет, наоборот, я слишком молод. И слишком честен, — серьезно сказал Дубровин.

Дмитрий хотел сразу пойти к Жанне и Ольфу, но, подумав секунду, зашел к себе в кабинет, заперся и развернул газету. При повторном чтении статья Михайловского показалась ему еще менее убедительной. Вот уж действительно — демагогия чистейшей воды… Но почему Михайловский написал ее? Неужели он действительно совсем ничего не понял? Поверить этому было нелегко. Все-таки Михайловский — фигура в науке далеко не рядовая, без упоминания его имени не обходится ни один учебник физики. «Совершенно перестал воспринимать какие-либо новые идеи», — вспомнил он слова Александра Яковлевича. Почему? «Достиг своего потолка…» А что, собственно, означает эта фраза? А если и он уже достиг своего потолка? Опять о том же… Все-таки почему он никак не может избавиться от этих мыслей? Черт возьми, совсем неплохо было бы походить на тех целеустремленных «сверхположительных» героев, которые, однажды решив что-то, без страха и сомнения идут по намеченному пути…

Он запрятал газету в дальний ящик стола, где лежала забытая «Королева Марго», и пошел к Жанне и Ольфу.

— Обедать идете?

— Так ведь рано еще, — сказал Ольф.

— Действительно, — пробормотал Дмитрий, взглянув на часы — не было еще и двенадцати.

— А с чего это у тебя так быстро аппетит разыгрался? — улыбнулась Жанна. — Вроде бы утром я кормила тебя нормально.