|
Чертовски здорово казалось сидеть на фанерном ящике, попивать чаек среди мировой туристической толпы в скупом свете арабской лампады волшебника Алладина. Арабы, и те казались после этого восхождения удивительно симпатичными. И непонятно было, как евреи не могут с ними договориться. Сели бы вот так вместе на фанерный ящик, попили чайку. Но для этого надо было восхождение совершить. Только я об этом подумал, как действительно увидел еврея, не нашего, израильского, настоящего, черного. Он мирно что то обсуждал с арабским лавочником. С арабским. Мирно. Какие то сорта чаев. Я не понял, потому что они говорили на каком то своем израильско арабском английском. «Может, и правда, — подумал я, — гора эта святая?» Француз и американец сидели дружно, рядышком, на бревне. Американец был очень большой, очень. Бочкотелый и общительный — всех спрашивал, бывали ли они в Америке и как им Америка — о'кей или не о'кей? Итальянцы руками ему показали, какой это большой о'кей Америка. Японцы хихикали и фотографировались группой на фоне этого американца. В тридцатых годах такие фотографии были: группа летчиков на фоне дирижабля. Даже француз, и тот сказал, что ему Америка о'кей. Американец спросил, а как француз в Америку прибыл?. Француз ответил: «На самолете». — А почему не на машине? — переспросил дирижабль. — Вообще то, океан, — ухмыльнулся француз. — Но вы же прорыли какой то туннель, разве не правда? — переспросил американец. — Но это туннель в Англию, — смутился француз. Американец задумался. Видимо, пытался вспомнить, что означает слово «Ла Манш». Но тут его удручила белорусская семья, которая подсела на соседний с бревном ящик. Меня не узнала, я был в кепочке. Эта семья была — он, она и мальчик лет двенадцати, который вообще не мог понять, зачем его в ночи сюда затащили. И грехов вроде нет — две мухи убил за свою жизнь. Поэтому глаза у него были сонные и удивленно выпученные и напоминали два перекачанных анаболиками арбуза. — А вы откуда? — спросил американец, явно жалея ребенка. — Белараша, — на чистом университетском английском ответила она. Американец очень напрягся от загадочного слова. — What is where? — спросил он. Как про некую вещь просто спросил он. Обиделся он, глава семьи. И сказал ей: — Скажи ему, что ученые недавно вычислили, что это самый центр Европы! Она перевела. У бедного американца трудная ночь выдалась. На этот раз он молчал долго. Потом хихикнул и сказал: — Это шутка, я понял. Думаете, я не знаю, что центра не может быть, что земля круглая! Даже при всей моей нелюбви к американцам, этот американец здесь, после восхождения казался мне симпатичным. Ну что он виноват, что он вот так вырос, такой вот сильно выросший лилипут. Что у них такое образование. Зато он пытается в чем то разобраться. Шел на эту гору, к чему то стремился. Все таки Америка не безнадежна, пока у нее есть такие наивные и чудные дирижабли. Араб лавочник тоже небезнадежен. Может, и арабы небезнадежны. Вон, араб лавочник переключился с еврея на группу немцев. Шутил с ними. Они дружно смеялись. Правда, из последних сил, не гогоча, как обычно. |
