— Скажи-ка мне, о чем вы только что говорили, мистер Помпей?

— О чем мы говорить, масса капитан? Я только говорить молодой человек, что это очень прекрасный вещь, спрашивать, откуда она есть. Масса Франсиско ничего не отвечать.

— А тебе что за дело до этого, ты, чернокожий проходимец? — закричал капитан. Он схватил один из сосудов и ударил им крумена по голове с такой силой, что сосуд сплющился, а негр, несмотря на свою мощь, рухнул на пол. Кровь лилась у него из раны, когда он медленно поднимался, оглушенный и дрожащий от ужаса. Не сказав ни слова, он, шатаясь, покинул каюту, а Каин упал на сундук, бросив с горькой усмешкой:

— Это за твоих закадычных друзей, Франсиско!

— Нет! Это пример вашей жестокости и несправедливости по отношению к безобидным людям! — возразил Франсиско, кладя книгу на стол. — Его вопрос был совсем безобидным, поскольку он не знает, каким образом вы завладели этой посудой.

— А ты, видимо, не желаешь забыть этого? Хорошо. Пусть так, молодой человек, но я еще раз предупреждаю тебя, как уже предупреждал не раз. Только память о твоей матери удерживала меня все эти годы от того, чтобы не выбросить тебя за борт, к акулам.

— Как может память о моей матери оказывать на вас влияние, — я не знаю. Мне жаль ее, поскольку она наверняка стала несчастной, когда каким-то образом познакомилась с вами.

— Она оказывала на меня влияние, — отвечал Каин, — влияние женщины, которого невозможно избежать, если она годами находится рядом с мужчиной в море на одном корабле. Но все кончается. Поэтому я говорю тебе открыто: даже память о твоей матери не сможет больше удержать меня, если я увижу, что ты и дальше идешь тем путем, на который ступил. Ты показал перед командой свою неприязнь ко мне, ты возражаешь против моих приказов, и я имею все основания полагать, что ты затеваешь заговор против меня.

— Могу ли я не выражать свое отвращение к вам, — возразил Франсиско, — если я вынужден наблюдать вашу ужасную и хладнокровную жестокость, которую вы постоянно проявляете? Почему вы затащили меня сюда? Почему держите взаперти? Все, что я требую, это чтобы вы позволили мне покинуть корабль. Не вы мой отец! Это вы сами мне сказали!

— Да, не я твой отец, но ты сын твоей матери.

— Это не дает вам права применять ко мне силу, даже если вы были женаты на моей матери, что…

— Я не был женат.

— Благодарение Богу за это, поскольку брак с вами явился бы для нее самым большим позором.

— Как ты смеешь? — вскричал Каин, вскакивая и хватая юношу за ворот. При этом он поднял его в воздух, будто куклу. — Но нет! Я не могу забыть твою мать!

Каин отпустил Франсиско и снова сел на сундук.

— Делайте, что хотите, — отвечал Франсиско, несколько придя в себя. — Мне безразлично, удушите вы меня своей рукой или выбросите за борт на съедение акулам. Одним убийством больше, одним меньше…

— Сумасшедший, дурак! Ты хочешь довести меня до крайности? — воскликнул Каин, вскакивая и выбегая из каюты.

Разговор, который мы привели, был слышен и на палубе, так как двери и окна были открыты для проветривания каюты. Лицо Каина пылало яростью, когда он взлетел по трапу на палубу. Он успел заметить, что первый боцман стоит у люка, а некоторые члены команды, дремавшие на корме, приподняли головы и как будто прислушивались к разговору, состоявшемуся внизу.

— Так дальше не пойдет, сэр, — сказал Хокхерст, боцман, покачав головой.

— Нет, — отвечал капитан. — Даже если бы он был моим сыном. Но что делать? Страха он не знает.