|
— Он сделал меня тем, кем я являюсь теперь. Он сделал меня безразличным ко всему. Франсиско, — произнес Каин, поднимая голову, — я был плохим человеком, но я не был пиратом, когда была жива твоя мать. На мне висит проклятие: с теми, кого я любил больше всего, я обращался хуже всего. Как никого в мире я любил твою мать, но она же должна была познать от меня столько страданий и в конце концов умереть по моей вине. После твоей матери, память о которой я храню вечно, которую я все еще люблю, но начинаю дрожать, когда вспоминаю о ней, она снится мне каждую ночь — после нее моя любовь перешла к тебе, Франсиско, поскольку у тебя душа ангела, как у нее, но и с тобой я обращался дурно. Ты возражал мне и ты бывал при этом прав. Если бы ты не был прав, то это для меня ничего бы не значило. Но ты был прав, и меня доводили до бешенства твои обвинения днем и твоей матери — ночью, во сне.
Франсиско чувствовал, как сердце его смягчается. То, что бормотал Каин, было если не раскаянием, то по крайней мере покаянием. — Мне действительно жаль вас, — отвечал Франсиско. — Ты можешь просить у меня все, что угодно, Франсиско. Ты должен стать моим другом, — сказал Каин, вновь протягивая ему свою руку. — Я не могу пожать эту руку, она вся в крови, — отвечал юноша. — Точно так же сказала бы твоя мать. Но послушай меня, Франсиско, — продолжал Каин, понижая голос до шепота, чтобы никто из посторонних не мог услышать. — Я устал от такой жизни, больше не могу так жить. У меня припрятаны богатства там, где никто их никогда искать не станет. Скажи мне, Франсиско, не покинуть ли нам с тобой этот корабль и не начать ли новую жизнь, счастливую и богатую? Ты будешь делить все со мной. Тебя устраивает это? — Да, я рад слышать, что вы хотите отказаться от прежней ужасной своей жизни, капитан Каин, но ваши богатства я не могу делить с вами, потому что… Боже, я ведь знаю, каким образом они достались вам! — Их невозможно возвратить владельцам, Франсиско, но я хочу использовать их во благо. Я, конечно, намерен сделать… это… я… хочу… я раскаиваюсь… С этими словами он снова протянул руку юноше. У Франсиско мелькнула мысль, не взять ли ему эту руку в свои. — Я раскаиваюсь. Да поможет мне Бог! Я уже раскаиваюсь в содеянном, Франсиско! — страстно повторял капитан. — Тогда я, Божье создание, прощаю вас, — отвечал Франсиско. — И пусть Бог тоже простит вас! — Да будет так! — торжественным голосом произнес пират, закрывая лицо руками. Так он застыл на несколько минут, в течение которых Франсиско молча наблюдал за ним. Наконец он открыл лицо, и Франсиско, к своему удивлению, увидел скатывающуюся по щеке слезинку, а в глазах стояли слезы. Франсиско не стал ждать, когда Каин снова протянет ему свою руку. Он подошел к нему, схватил его руку и пожал со всей теплотой. — Благослови тебя Господь, мальчик! Благослови тебя Господь! — молвил Каин. — А теперь оставь меня одного. С легким сердцем возвратился Франсиско на палубу. Одно лишь выражение его лица показало всем, кто подходил к нему, что он не приговорен к смерти, и многие, кто прежде не отважился бы заговорить с ним, теперь приветствовали его. Пират, который снимал с него кандалы, озирался вокруг. Это было существо, преданное Хокхерсту, и теперь оно не знало, что делать. Франсиско заметил его и знаком приказал спуститься к нему. То, что Франсиско вновь может приказывать, также было сразу замечено. Это подтвердилось и тем, что второй боцман доложил ему о том, что по курсу с наветренной стороны замечен парус. Франсиско взял подзорную трубу, чтобы разглядеть корабль. Это была большая шхуна, шедшая под всеми парусами. |
