Сил не было — кончились.

Ветер тоже стих. В шторм хорошо парусил сам корпус галиота, мачты даже, а теперь, без ветрил, «Ундина» медленно дрейфовала.

Выругавшись, Олег встал, со стоном разгибаясь.

Где эта чёртова матросня? Куда попряталась? Что ему, одному за всех отдуваться?

Первым делом Сухов спустился в каюты. Ни души.

На нижней палубе тоже никого не замечалось — только вода, набравшаяся в трюм, издавала жалобный плеск, словно упрашивая: «Выпустите меня отсюда!»

Прошлёпав в носовой кубрик, Олег обнаружил там единственного члена экипажа, не покинувшего корабль, — это был рыжий детина, похрапывавший в гамаке.

Его национальную принадлежность определить было трудно. Предположительно, креол — плод любви какого-нибудь заезжего испанца и туземки-индианки. Негритянская кровь тоже чувствовалась — этот широкий нос и толстые губы явно указывали на Африку.

— Подъём! — сказал Сухов, небрежно пиная спящего.

Тот проснулся сразу и долго моргал, серьёзно и сосредоточенно наблюдая за Олегом.

— А, м-московит… — затянул он и зевнул с хряском, оскаливая великолепные зубы. — Ч-чего надо?

— На вахту пора.

— К-кому?

— Тебе.

Креол погрозил Сухову пальцем и сказал назидательно:

— Вот п-придёт капитан, вот он и с-скажет, кому п-пора, а к-кому можно и поспа-ать…

Олег одним движением перевернул гамак, швыряя матроса на палубу.

— Я тут капитан. А ты — моя команда. Не нравится если, можешь сигать за борт. Перебьюсь.

Матрос воздвигся, потирая ушибленный бок. Он явно струхнул, но, как и прежде, ничегошеньки не понимал.

— А… г-где все? — промямлил он.

— Купаются, — буркнул Сухов. — Устроили командный заплыв. Пошли.

Креол выбрался на палубу.

— Т-так это ч-что, — сказал он, перетаптываясь, — вообще ник-кого нет, ч-что ли?

— Я есть. Ну и ты тоже. Как звать?

— Б-бастианом.

— А я — Олег. Можно Олегаром звать.

— Олег-гар?

— Вроде того. Ладно, Бастиан, приступим. Кливер ставить!

— Есть кливер с-ставить, — растерянно ответил креол и потопал к носу.

Вскоре косой кливер, растягиваясь между фок-мачтой и бушпритом, перестал полоскать, надулся, ловя ветер, дувший с юго-запада, и легонько потащил галиот.

На востоке давно уж прочертилась синяя полоска между морем и небом, обозначая берег Эспаньолы.

Берег Сен-Доменг, на который король Франции Людовик XIV уже наложил лапу, но чьи притязания испанская корона пока что не признавала.

Французы, впрочем, не слишком считались с мнением Марианны Австрийской, испанской королевы и регентши при Карле II, несчастном короле-инвалиде, жертве династического инцеста. Выходцы из Нормандии и Бретани селились по всему Сен-Доменгу, теснясь в Кап-Франсуа и в Пор-Марго, «сочиняя» себе хижины и разбивая плантации сахарного тростника.

Вскорости Европа, охочая до сладкого, стала щедро платить плантаторам, и те переезжали в новые особняки, раз от разу всё более роскошные.

Торговцы живым товаром успешно сбывали на Берегу Сен-Доменг чёрных невольников из африканских саванн, плантации ширились, а сахар обращался в злато-серебро.

Впрочем, Олегу была абсолютно безразлична тамошняя «сладкая» жизнь. Ему бы свою сохранить да хотя бы выспаться по-человечески.

— К берегу, Бастиан! К берегу!

Кое-как закрепив штурвал, Сухов помог креолу — всей своей «команде» — поставить фок.