– Не бойся, – сказала Норна. – Его еще приберут к рукам. Взгляни, вот уже слетаются черные вороны – видно, чутье у них не хуже твоего.
Она была права: несколько человек из селения Ярлсхоф уже спешили вдоль берега, торопясь урвать свою долю добычи.
Коробейник при виде их жалобно застонал.
– Вот всегда так, – сказал он, – ярлсхофцы уж тут поработают – они на это известные мастера, так что и обрывка гнилого троса здесь не оставят! Да хуже всего, что не хватает у них смекалки вознести благодарность Господу за все полученное. Старый наш ранслар Нийл Роналдсон – так тот, чтобы послушать проповедь, и мили не может пройти, а как узнает, что разбилось судно, так проковыляет и все десять.
Впрочем, Норна обладала над ним, видимо, столь исключительной властью, что Брайс без дальних слов взвалил на плечи несчастного, который подавал уже явные признаки жизни, и безропотно потащился вдоль берега со своей ношей, которую бережно поддерживал Мордонт. Незнакомец, когда его уносили, указал на сундук и пытался пробормотать несколько слов, на что Норна ответила:
– Хорошо, он будет в сохранности.
Направляясь к тропе Эрика, по которой им предстояло подняться на утес, Норна и ее спутники встретили жителей Ярлсхофа, спешивших в противоположном направлении. Мужчины и женщины при встрече почтительно уступали Норне дорогу и кланялись ей, и на лицах у многих отражался при этом страх. Она сделала несколько шагов вперед, затем обернулась и окликнула ранслара, который, хотя подобного рода действия были скорее освящены обычаем, нежели законом, сопровождал своих односельчан в их грабительской вылазке:
– Нийл Роналдсон, – сказала Норна, – запомни мои слова. Там, на берегу, стоит сундук с только что оторванной крышкой. Пусть его перенесут в твой дом в Ярлсхофе. Да смотри, чтобы все было в целости, чтобы не тронули в нем ни единой вещи. А посмеет кто хотя бы в него заглянуть – уж лучше было б тому лежать в могиле. Ты знаешь, что я слов на ветер не бросаю и не потерплю непослушания.
– Все будет исполнено, как вы того желаете, матушка, – ответил Роналдсон, – уж будьте покойны, никто не осмелится тронуть ящик, раз таково ваше приказание.
Далеко позади прочих шла старая женщина; она ворчала себе под нос, кляня свою дряхлость, которая заставляла ее плестись в хвосте, и все же спешила изо всех сил, боясь упустить свою долю поживы.
Поравнявшись с ней, Мордонт чрезвычайно удивился, ибо узнал их старую домоправительницу.
– Что это значит, Суерта? – спросил он. – Как это ты оказалась так далеко от дома?
– Да я только вышла взглянуть, где это запропастились мой бедный хозяин, а с ним и ваша милость, – ответила Суерта, которая чувствовала себя пойманной на месте преступления, ибо мистер Мертон не раз высказывал свое крайнее неодобрение по поводу экспедиций, подобных той, в какой она сейчас принимала участие.
Но Мордонт был слишком занят своими собственными мыслями, чтобы обратить внимание на ее провинность.
– А ты встретила отца? – спросил он.
– Как же, как же, – ответила Суерта, – бедный джентельмент один‑одинешенек сползал по тропе Эрика, и как это только он не сложил там свои косточки – ведь никогда‑то в жизни он не лазал по скалам. Так уж я пустилась на всякие хитрости и уговорила его идти домой, а потом стала разыскивать вас: бегите скорей за ним в замок, ох, боюсь, что ему совсем плохо.
– Отец нездоров? – воскликнул Мордонт, припомнив приступ слабости, охвативший Мертона во время их утренней прогулки.
– Совсем, совсем плохо, – заныла Суерта, жалобно качая головой, – он стал такой белый, такой белый… Ах, бедный мой господин, и подумать только – он хотел спуститься по риве!
– Возвращайся домой, Мордонт, – приказала слышавшая их разговор Норна. |