— Можно подумать, что Волошин это нарочно подстроил. Что вы, в самом деле, Аркадий Платонович! — покачал головой Логинов.

— Да, словно заранее знал, кого мы тут найдем.

— А что? С него станется, — хитро подмигнул Макаров. — Я не удивлюсь, если даже выяснится, что Сергей сам всю эту кладоискательскую экспедицию подстроил…

— И двух ее участников к нашему прибытию специально укокошил! — подхватил кто-то.

Все изощрялись в остроумии. А Волошин сидел с таким видом, что в самом деле могло показаться: уж не сам ли он все это подстроил?

Наверняка не одному мне в эту ночь долго не удавалось уснуть. Многие, конечно, вертелись с боку на бок в своих каютах, взбудораженные столь неожиданным появлением странного Робинзона-кладоискателя.

А когда я наконец все-таки заснул, начала мне смутно сниться какая-то чертовщина: красивые пиратки с кривыми саблями, совершенно фантастическая подводная лодка, над которой развевался зловещий черный флаг с черепом и перекрещенными костями…

Проснувшись, я было подумал, что, может, и Леон Барсак с его путаным рассказом да и сам остров «Пусть не сбудется!» тоже просто приснились мне. Я поспешно оделся, вышел на палубу…

Нет, остров-то уж, во всяком случае, не приснился! Тучи немножко разошлись, сегодня он хорошо виден: красноватые скалы, темная бархатистая зелень лесов. Омытая дождем листва радужно сверкала в лучах солнца, прорывавшихся сквозь тучи, все краски были особенно сочны и ярки. Сегодня в острове не было ничего мрачного и зловещего. Даже крест, сиротливо торчавший на скале, вызывал только легкую грусть и какие-то смутные мысли о бренности всего земного…

И Леон Барсак нам вовсе не приснился. Мы его увидели снова за завтраком в кают-компании. Он сидел рядом с Володей Кушнеренко, который что-то тихонько объяснял ему, отвечая на его вопросы.

Наш неожиданный гость сменил свои лохмотья на чью-то курточку с погончиками и на серые брюки, подстриг бороду, причесался и теперь выглядел вполне пристойно. Только исхудалое лицо, по которому он то и дело быстро проводил рукой, словно стряхивая с него что-то невидимое, да лихорадочный блеск глубоко запавших карих глаз выдавали его болезненную усталость.

Никто, разумеется, не лез к нему с расспросами, хотя все и разглядывали его украдкой.

После завтрака на берег отправилась шлюпка, чтобы забрать вещи Барсака. Мне повезло: капитан поручил это опять второму штурману, а у меня с Володей были прекрасные отношения, так что не составило больших трудов уговорить его взять и меня на берег, тем более что людей требовалось побольше. Француз весьма настойчиво объяснил, что хочет сразу забрать все свое имущество и возвращаться на остров еще раз решительно не намерен.

На руль сел боцман, усатый крепыш Петрович. Поплыл с нами и Волошин — как представитель экспедиционного начальства и, можно сказать, знаток здешних пиратских мест.

День выдался солнечный, туман растаял, облака поднялись высоко, так что весь остров выглядел даже как-то радостно и празднично в сиянии сверкающих капель на листве деревьев.

И все-таки, когда шлюпка подошла к берегу и над ней нависли черные, мрачные скалы, увенчанные крестом, опять возникло чувство смутной и непонятной тревоги.

Пристать можно было только в одном месте, на узеньком песчаном пляже, по краю которого росли кокосовые пальмы. Именно тут вчера и бегал Леон Барсак — весь песок был так истоптан, словно здесь прошла громадная толпа. У самой воды валялся самодельный факел, которым француз подавал нам сигналы. От факела еще попахивало горьковатым дымком.

Барсак вдруг покачал головой и что-то горестно пробормотал прерывающимся голосом.

— Что он сказал? — спросил я у штурмана.

— «О, что было бы со мной, если бы вы не заметили моих сигналов! Я погиб бы, погиб, как они…» — перевел тот.