Главный боцман облачился в длинный балахон, надел шляпу забавного вида и взял в правую руку деревянный меч, а в левую – горшок с колесной мазью. Его лицо было вымазано сажей. Он нацепил на себя ожерелье из деревянных гвоздей и прочих корабельных мелочей. Все, кого еще судьба не заносила в эти края, становились перед ним на колени, и он крестил им лбы, ударяя при этом по шее деревянным мечом, а подручные боцмана обливали их водой. Сверх этого каждый «крещеный» должен был отнести к грот-мачте бутылку вина или водки. Впрочем, у кого вина не было, того и не просили об этом. На тех кораблях, которые еще сами не бывали в этих местах, брали вино и с их командиров; все это сносили к мачте и делили.

Голландцев также крестили возле этих утесов. Крестили их и близ утесов Берланга, лежащих недалеко от берегов Португалии на 39°40' северной широты. Это очень опасные рифы, потому что ночью они совершенно не видны из-за высокого берега. Способ крещения у голландцев совсем не такой, как у французов. У них принявшие крещение, словно преступники, трижды прыгали в воду с самой высокой реи, а некоторым, по особой милости, разрешали прыгать с кормы. Но истинным геройством считался четвертый прыжок – в честь Его Высочества или капитана. Того, кто прыгал первым, поздравляли пушечным выстрелом и поднятием флага. Кто не желал лезть в воду, платил по голландским правилам двенадцать стюйверов, а офицеры – половину рейксдалдера. Пассажиры же платили столько, сколько с них потребуют. Со шкиперов кораблей, еще не бывавших в этих водах, брали большую бочку вина; если они противились, в отместку отсекали фигуру на носу корабля, и шкипер или капитан не имели права воспрепятствовать этому. Все полученное передавалось главному боцману, который хранил трофеи до захода в гавань, а там на вырученные деньги покупали вино и делили со всеми находившимися на корабле без исключения. Ни голландцы, ни французы так и не могли растолковать, зачем все это делается, говорили только, что это старый морской обычай. Некоторые утверждают, что этот обычай был установлен императором Карлом V, но в его законах ничего подобного не значится. Я написал обо всем этом, поскольку речь зашла о морских церемониях, теперь же мы снова отправимся в наше путешествие.

Когда мы миновали пролив, нас подхватил попутный ветер, и мы дошли до мыса Финистерре, но там попали в жестокую бурю и потеряли друг друга из виду. Шторм длился восемь дней. Было жалко смотреть, как корабль бросало из стороны в сторону и пассажиры падали с правого борта на бак, не имея сил подняться, потому что всех трепала морская болезнь. Матросы, занятые работой, просто переступали через них. Потом снова все стихло, небо прояснилось, и мы пошли своим курсом так быстро, что вскоре пересекли тропик Рака. Это круг, придуманный звездочетами; он лежит словно пограничная черта по пути солнца на север на 23°30' северной широты. Тут нас снова крестили тем способом, о котором я уже упоминал, потому что у французов в обычае крестить и под тропиком Рака, и под тропиком Козерога. И нас подхватил попутный ветер, что было для нас весьма кстати, поскольку воды уже не хватало и в день приходилось не больше двух муций на человека.

На широте острова Барбадос мы заметили английский пиратский корабль, который вознамерился догнать нас. На нем было двадцать четыре пушки. Но, заметив, что мы сильнее, он ушел от нас. Мы пустились в погоню и выстрелили из наших восьмифунтовых пушек, но паруса у него были лучше, и мы скоро отстали.

После этого мы опять легли на свой курс и вскоре увидели остров Мартинику. Мы стремились к рейду Св. Петра, но разыгравшийся на дальнейшем пути шторм задержал нас. Мы решили было отправиться в Гваделупу, но шторм оказался таким сильным, что мы не смогли пройти и туда. В конце концов, никуда не заходя, мы дошли до острова Тортуги, куда, собственно, и направлялись.