— Она идет сюда, — сообщил Винсент.
Девушка перешла улицу и остановилась возле бара, явно не замечая восхищенных взглядов трех парней. Потом выдвинула стул, положила рюкзак на столик и села, закинув стройные ноги на соседний стул.
— Определенно иностранка, — вздохнул Винсент. Каждый итальянец знает, что пить кофе сидя вредно для пищеварения — Вот увидите, сейчас закажет капучино.
Дженнаро, пристально наблюдавший за давлением в «Гадже», недовольно фыркнул. Настоящий barista так же не хочет подавать капучино после десяти утра, как шеф-повар — предлагать кукурузные хлопья на ланч.
— Buongiorno, — позвала девушка через открытую дверь. Приятный голос, подумал Томмазо, и приветливо ей улыбнулся. То же самое сделали и стоявшие рядом с ним Винсент и Систо. Только Дженнаро за блестящей стойкой неодобрительно нахмурился.
— 'giorno — мрачно буркнул он.
— Latte macchiato, per favore, lungo e ben caldo.
Наступила пауза — barista обдумывал услышанное.
Хотя девушка и говорила по-итальянски, она все же выдала свое происхождение, причем не столько акцентом, сколько тем, что заказала. Latte macchiato — молоко с небольшим количеством кофе, в lungo, или большой чашке, причем bencaldo — горячее, чтобы пить маленькими глоточками, а не залпом, как это принято. Значит, американка, тут уж никаких сомнений. Впрочем, правил приличия она не нарушила: никакого эспрессо со сливками, кофе без кофеина, орехового сиропа или обезжиренного молока. Поэтому Дженнаро только пожал плечами и потянулся к своей «Гадже». А трое молодых людей изо всех сил старались выглядеть посимпатичнее.
Но девушка не обращала на них ни малейшего внимания. Она достала из рюкзака карту и принялась с озадаченным видом сравнивать ее со страницей путеводителя. Потом в рюкзаке зазвонил telefonino. Она достала его и заговорила, но молодым людям не было слышно ни слова. Когда Дженнаро наконец решил, что macchiato уже вполне хорош и его можно подавать, вспыхнула борьба за право отнести девушке ее заказ, и Томмазо легко одержал победу. Он прихватил еще и маленький cornetti, положил на блюдце и, мило улыбаясь, преподнес его девушке со словами: «За счет заведения». Но девушка была слишком увлечена разговором и ответила лишь мимолетной улыбкой. Впрочем, Томмазо успел разглядеть ее глаза — серые, ясные и спокойные. Цвета чешуи морского окуня.
Лаура Паттерсон пребывала в глубоком затруднении. Или настолько глубоком, насколько это возможно для двадцативосьмилетней американки, оказавшейся в Риме солнечным весенним утром. Вот почему она очень обрадовалась, когда оказалось, что ей звонит ее итальянская подруга Карлотта. Карлотта работала в миланском журнале «Стоцци». Лаура приехала в Рим отчасти из-за нее.
— Pronto — По непонятной причине в Италии принято, снимая телефонную трубку, говорить «Готов!».
— Лаура, это я. Что ты сейчас делаешь?
— Ой, привет, Карлотта! Я тут искала Санта-Чечилию. Там есть прекрасные фрески Каваллини. Но, по-моему, Санта-Чечилия не хочет, чтобы ее обнаружили, и вместо этого я пью кофе.
Карлотта пропустила эти глупости мимо ушей и сразу же перешла к тому, зачем звонила.
— А вчера? Как прошло свидание?
— Ну, в общем хорошо, — сказала Лаура, и по ее тону стало ясно, что на самом деле ничего хорошего не было. Ей приходилось тщательно подбирать слова, потому что свидание у нее было с приятелем брата Карлотты — Паоло был очень мил. Он прекрасно разбирается в архитектуре… — Лаура услышала, как Карлотта насмешливо хмыкнула. — А потом он повел меня в очень интересный ресторанчик неподалеку от Виллы Боргезе.
— В чем ты была?
— Э-э… в красном топе и черных брюках. |