|
Несколько человек, расположившихся в баре, проводили его взглядами. Сегодня за их с Очкариком стол никто не пытался подсесть. Сталкеры все понимают в такой ситуации — если сидят люди тихо, шепчутся вполголоса, значит, не нужно их тревожить. Другое дело, если бы шум да веселье. Слепой распечатал бутылку. — Ты говори, Шура, говори. — А чего говорить, я уже всё рассказал. Знаешь, что странно? Мне тогда казалось, что я сознания не терял и даже глаз не сомкнул ни на секунду. Я всё время это белое видел. Дом улетел, а вокруг всё белое. И тишина. — Да, бывает. — И голоса. Я с ребятами разговаривал, точно помню. Их не видно было, потому что всё белое… Ну, слышать стал через месяц, нормально, можно сказать, слышу. А зрение так и не восстановилось. Ну и куда мне? Разве что в Зону. А раньше был снайпером. — Может, зря я тебя отмазывал, а? Если ты так стреляешь… — Да нет, Слепой, против Расписного на Арене у меня шансов не было. Так что тут всё верно, спас ты меня. И ещё знаешь что? Обидно было бы подохнуть вором, вот что. Жизнь-то моя всё равно в Зоне, никто её не замечает, и смерть никто бы не заметил. Мы тут как в… — В слепом пятне? — Во-во. Но если бы вором и сволочью напоследок посчитали и если бы как сволочь закопали… это было бы паршиво. Поэтому… — голос Очкарика стал твёрже, хотя стакан в кулаке подрагивал по-прежнему. — Поэтому ты меня не отговаривай, не пытайся даже! Я тебе крепко задолжал, водка — это само собой… водка не в счёт, это просто чтоб поговорить. Но если тебе чего требуется, только скажи. Лады? Слепой улыбнулся. — Ты не скалься, я серьёзно! — Ладно. Сочтёмся. — Ну, давай… — Очкарик звякнул бутылкой. — А ещё я память тогда потерял. Ну, не совсем, а как-то кусками. Меня комиссовали, я домой вернулся. Половину знакомых не узнаю… — Как это? — Ну, подходит ко мне человек: так, мол, и так, мы с тобой вместе то и сё, стрелковый клуб, там, чемпионат областной, ну мало ли… вспоминай, какие мы с тобой друзья! Выпьем, говорит, за встречу, как же ты можешь не помнить? И хуже всего стало, когда один такой дело предложил. Ты, говорит, всё равно контуженый, тебе пофиг, в кого стрелять. Вот есть такой человек, он хорошим людям мешает… Ну бабки предлагал, конечно. Говорит, мы ж друзья! А я его совсем не помню. — Тебя бы сдали, — заметил Слепой. — На тебя бы убийство повесили. — Ну вот я и говорю, подался сюда. Здесь, думал, можно и без памяти прожить. Здесь всё другое, жизнь заново… — Так поэтому ты и помалкивал, когда Грибник на тебя наехал? — Угу. — Шура скорбно покачал головой. — Меня как по темечку шарахнуло: вот, опять начинается! И здесь меня подставят! Я ж сюда от такого же сбежал! — Растерялся, значит? Потому и молчал? — Ну, как бы… В зал спустился Рожнов, огляделся, отыскал в углу Слепого с Очкариком, потопал к ним. — Ну как вы, герои? Оклемались после вчерашнего? — Потом оглядел стол и собутыльников. |
