|
С совершенным почтением имею честь быть Вашим, милостивый государь, покорнейшим слугою Ф. Достоевский. 48. Июня 3.
1849
79. А. А. КРАЕВСКОМУ 1 февраля 1849. Петербург
Милостивый государь Андрей Александрович. Между нами вышло недоумение, да, кроме того, и я сам в большом недоумении с другой, частной стороны, более до меня касающейся. Оба эти недоумения нужно разъяснить немедленно и скоро, иначе никакого дела нельзя делать. Посудите сами. Во-первых: два года назад я имел несчастие задолжать Вам большую сумму денег. Сумма эта, вместо того чтоб уменьшаться, возросла до невозможных пределов. Так как я прежде всего хочу расквитаться и заплатить, то нашел необходимым предложить меры решительные. Но прежде всего нужно сыскать причину, почему эта сумма не уменьшилась, а увеличивалась. Я уже давно сообразил и вышло, что от следующих причин: 1) Оттого, что я должен был писать и не получать ничего регулярно. То есть хотя я и получал по временам деньги, но это было по временам; а так как платить за свою жизнь нужно помесячно, то нужно было получать не по временам, а регулярно, например, хоть половину за то, что стоило написанное, а половина шла бы в уплату. Это конечно и было, но опять-таки нерегулярно. 2) Оттого, что я, чтоб исполнить слово и доставить к сроку, насиловал себя, писал, между прочим, такие дурные вещи или (в единственном числе) такую дурную вещь, как "Хозяйка", тем впадал в недоумение и в самоумаление и долго потом не мог собраться написать серьезного и порядочного. Каждый мой неуспех производил во мне болезнь. 3) Формально помешавшая мне болезнь, продолжавшаяся год и кончившаяся, как Вам известно, воспалением в мозгу. 4) Причина чисто нравственная, заставившая меня ненавидеть срочную работу, не приносившую мне даже насущного, и наконец, рабство, в котором я находился, конечно, самовольно. Эта причина важная. От самоумаления ли или не знаю от какой ложной деликатности я считал, что Вы, давая мне деньги, делали мне какое-то одолжение, тогда как здесь была чисто услуга за услугу. Первые деньги, которые я от Вас получил, не могли быть сочтены за одолжение, мне сделанное. Мы были очень мало друг с другом знакомы. Я, кажется, ничем не мог приобресть Вашего расположения, чтоб Вы могли, как Вы сами сказали в последний раз, - рисковать и дать мне, помнится, 400 руб. серебром. Наконец, еще соображение: я бы и не взял их даром. Следовательно, тут было не одолжение; а уж если Вы и говорите, что одолжение (ибо Вы в предпоследний раз сказали мне это), - то позвольте уж и мне сказать: что даром деньги не даются, что Вы дали мне в надежде услуги, то есть работы моей, которая чего-нибудь тоже да стоила. Знаю, Андрей Александрович, что я, между прочим, несколько раз посылая Вам записки с просьбой о деньгах, сам называл каждое исполнение просьбы моей одолжением. Но я был в припадках излишнего самоумаления и смирения от ложной деликатности. Я, например, понимаю Буткова, который готов, получа 10 р. серебром, считать себя счастливейшим человеком в мире. Это минутное, болезненное состояние, и я из него выжил. Доказательство же, что я был в припадках излишней деликатности, следующее: 1) Чтоб отплатить Вам за одолжение, я несмотря на болезнь мою написал дурную повесть и рискнул своею подписью, которая для меня единственный капитал. Что я не обработывал достаточно моих произведений и писал к сроку, то есть согрешил против искусства. Что я не щадил своего здоровья и делал мученические усилия, чтоб расквитаться. Что я отвергнул предложение Некрасова, который давал мне 75 р. серебром за Ваш лист с предложением немедленно уплатить Вам весь долг деньгами. И проч, проч., одним словом, очень много было подвигов, то есть я поступал очень честно. Но несмотря на всё это, с 1-го января прошлого года сочинения мои чем далее, тем более хвалятся публикою. |
