«L'hiver, dit-elle, a souffl? sur sa t?te:

         Cherche un abri pour tes soirs longs et froids.

         Vingt ans de lutte ont ?puis? ta voix,

         Qui n'a chant? qu'au bruit de la temp?te».

         Adieu, chansons! mon front chauve est rid?.

         L'oiseau se tait; l'aquillon a gronde.[15 - Прощайте, песни!Недавно, чтоб освежить трофейный свой венок, собрался я запеть нежно, поучительно или насмешливо, как вдруг явилась мне фея, баюкавшая меня у доброго старого портного. «Дыхание зимы над головой, – сказала она, – ищи приюта для предстоящих долгих и холодных вечеров. Двадцать лет борьбы изнурили твой голос, певший только под грохот бурь». Прощайте, песни! Мой облысевший лоб в морщинах. Птица умолкает. Завыл Аквилон. (Франц.) – Ред.]

Скучно списывать, а чудо, что такое! Какая грусть, какое благородное сознание своего достоинства:

         Vos orateurs parlent ? qui sait lire;

         Toi conspirant tout haut contre les rois,

         Tu marias, pour ameuter les voix,

         Des airs de vieille aux accents de la lyre…[16 - Ваших ораторов понимают только немногие; ты же, открыто бунтующий против королей, соединял, чтобы поднимать народ, старушечьи песенки с звуками лиры. (Франц.) – Ред.][161 - В библиотеке Белинского сохранились второй и третий томы сочинений Беранже, 1837 г. (Oeuvres compl?tes de P.-J. Beranger. Paris).Стихотворение «H?tons-nous!» (т. II, стр. 98) – призыв на помощь к восставшей Польше в 1831 г.Белинский всегда высоко ценил Беранже за его свободолюбие и поэтическое мастерство. Царем французской поэзии называл он Беранже в статье «О критике и литературных мнениях «Московского наблюдателя»«(ИАН, т. II, стр. 153). См. также статью «Русская литература в 1840 году» (ИАН, т. IV, стр. 421) и письмо 186, стр. 72.]

Ну, пора кончить. Вот просьба к тебе: мой возлюбленный братец[162 - Н. Г. Белинский.] берет у всех деньги и проедает их на пряники и чернослив. Бога ради, когда он будет у тебя просить и если ты найдешь возможным дать ему что-нибудь, то скажи, чтобы он прислал к тебе для получения Иванова, которому ты-де и отдашь. А всего лучше, гоняй его от себя, да скажи и Кетчеру, чтобы он в этом отношении поучил его уму-разуму. Гадко писать о подобных вещах.

* * *

От Кетчера получил огромное письмо,[163 - Письмо это не сохранилось.] которое, впрочем, не уяснило дело и еще более утвердило меня в моих убеждениях. Герцен послезавтра уезжает из Питера.[164 - Герцен был назначен советником Новгородского губернского правления. Из Петербурга он выехал 1 июля 1841 г. (ПссГ, т. II, стр. 434). См. письмо 251 и примеч. 2 к нему.] Благородная личность – мало таких людей на земле! А жена его – что это за женственное, благороднейшее создание, полное любви, кротости, нежности и тихой грации![165 - Наталья Александровна Герцен, рожд. Захарьина (1817–1852). См. «Былое и думы», гл. XX, XXII–XXIV, и XLIII–L.] И он стоит ее – это не то, что мы: мы искали в женщине актрисы, мы хотели ей удивляться, а не любить ее.

* * *

Мой адрес: В Семеновском полку, на Среднем проспекте, между первою линиею и Госпитальною улицею, в доме г-жи Бутаровой, № 22.