Изменить размер шрифта - +
Мэри в восторге от красот Дункельда, но чувствует себя неважно. Адмирал* (Сиднем) завтра отправляется сдавать экзамен. Если он сдаст его без отличия, то я уже ни в кого больше не буду верить, и тогда берегитесь, как бы и Вам не утратить свое доброе имя. Вот, право же, и все мои новости, если не считать того, что я разленился и что Уилки будет здесь обедать в следующий вторник для того, чтобы потолковать со мной о рождественском номере.

Передайте мой сердечный привет миссис Уилс и спросите ее, одобряет ли она ношение шляп, на что она, разумеется, ответит утвердительно.

Вчера на лужайке в Гэдсхилле я сжег все письма и бумаги, скопившиеся у меня за двадцать лет. От них повалил густой дым, словно от того джина, что вылез из ларчика на морском берегу; и поскольку я начал это занятие при чудесной погоде, а заканчивал под проливным дождем, у меня возникло подозрение, что моя корреспонденция омрачила лик небесный.

Преданный Вам.

Засвидетельствуйте мое почтение мистеру и миссис Новелли. Только что послал за "Глобусом" *. Никаких известий.

110

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

Гэдсхилл,

6 октября 1860 г.

...То обстоятельство, что я пожертвовал "Большими надеждами", отразится только на мне *. Положение "Круглого года" во всех отношениях достаточно прочно, чтобы ему угрожала большая опасность. Падение нашего тиража невелико, но мы уже достаточно увязли, публикуя повесть, лишенную всякой жизненности, и нет никакой надежды, что сокращение подписки приостановится; напротив, оно скорее увеличится. Если бы я взялся написать повесть на двадцать выпусков, я бы лишил себя возможности в течение добрых двух лет писать что-нибудь для "Круглого года", а это было бы чрезвычайно опасно. С другой стороны, начиная печатать ее в журнале сейчас, я явлюсь именно в тот момент, когда я больше всего нужен, и, если за мною последуют Рид * и Уилки, наш курс весьма прекрасным и обнадеживающим образом определится на два-три года...

111

ЧАРЛЬЗУ ЛЕВЕРУ

Редакция журнала "Круглый год",

суббота, 6 октября 1860 г.

Дорогой Левер,

Должен сделать Вам одно деловое сообщение, которое, боюсь, едва ли будет для Вас приятным. Лучшее, что я могу сказать с самого начала, это следующее: оно неприятно мне лишь потому, что вынуждает меня писать это письмо. Других неудобств или сожалений оно мне не доставляет.

Публикация "Поездки на один день" быстро и неуклонно приводит к падению спроса на наш журнал. Я не могу положительно утверждать, что для читателей и для публикации в журнале Ваша повесть слишком бесстрастна и логически последовательна, но она не захватывает. Вследствие этого тираж падает, а подписчики жалуются. Три или четыре недели подряд я ожидал, не появится ли какой-нибудь признак одобрения. Самого малейшего признака было бы достаточно. Но все отзывы имеют прямо противоположный смысл, и поэтому я вынужден был задуматься над тем, что делать, и написать Вам.

Сделать можно только одно. Я начал книгу, которую хотел издать двадцатью выпусками. Я должен оставить этот план, отказаться от прибыли (поверьте, что это весьма серьезное соображение) и приспособить свою повесть для "Круглого года". Она должна появиться на страницах журнала как можно скорее, и, следовательно, публикация ее должна начаться в номере от 1 декабря. Таким образом, пока Ваша повесть не будет окончена, мы должны будем печататься вместе.

В этом и состоит суть дела. Если допустить в течение слишком долгого времени неуклонное падение тиража, то будет очень, очень, очень трудно поднять его снова. Эти трудности нам не грозят, если я теперь же приму меры. Однако без этого положение, несомненно, станет серьезным.

Умоляю Вас, поверьте, что это могло бы случиться с любым писателем. Я шел на большой риск, оставляя Уилки Коллинза в одиночестве, когда он начал свою повесть. Но он вызвал к ней необходимый интерес и добился большого успеха.

Быстрый переход