Окончание моего "Идиота" я сам получил только что на днях, особой брошюркой (которая рассылается из редакции прежним подписчикам). Не знаю, получили ли Вы?

Я прошу Марью Григорьевну Сватковскую поговорить с Базуновым - не купит ли он 2-е издание? Если заломается, то и не надо. Цену я (сравнительно с прежними изданиями моими) назначаю ничтожную, 1500 р. Меньше не спущу ни копейки. Хотелось бы 2000. Базунов будет не рассудителен, если откажется. Ведь уж ему-то, кажется, известно, что нет сочинения моего, которое не выдерживало бы двух изданий (не говоря уже о трех, четырех и пяти изданиях). Об (4) этом сообщении моем не говорите, впрочем, никому, прошу Вас, до времени.

Раз навсегда - замолчите и не говорите о своем "бессилии" и об "скомканных набросках". Тошно слушать. Подумаешь, что Вы притворяетесь. Никогда еще не было у Вас столько ясности, логики, взгляда и убежденного вывода. Правда, Ваша "Бедность русской литературы" мне понравилась больше, чем статья о Толстом. Она шире будет. Но зато первая половина статьи о Толстом - ни с чем не сравнима: это идеал критической постановки. По-моему, в статье есть и ошибки, но, во-1-х, это только по-моему, а во-2-х, и ошибки такие хороши. Эта ошибка называется: излишнее увлечение, а это всегда делу спорит, а не вредит. Но, в конце концов, я еще не читывал ничего подобного в русской критике.

Про статью Данилевского думаю, что она должна иметь колоссальную будущность, хотя бы и не имела теперь. Возможности нет предположить, чтоб такие сочинения могли заглохнуть и не произвести всего впечатления. Про Фрола же Скобеева хотел было написать к Вам письмо, с тем чтоб его напечатать в "Заре", да некогда и слишком волнуюсь; впрочем, может быть, и исполню. Не знаю, что выйдет из Аверкиева, но после "Капитанской дочки" я ничего не читал подобного. Островский - щеголь и смотрит безмерно выше своих купцов. Если же и выставит купца в человеческом виде, то чуть-чуть не говоря читателю или зрителю: "Ну что ж, ведь и он человек". Знаете ли, я убежден, что Добролюбов правее Григорьева в своем взгляде на Островского. Может быть, Островскому и действительно не приходило в ум всей идеи насчет Темного царства, но Добролюбов подсказал хорошо и попал на хорошую почву. У Аверкиева не знаю - найдется (5) ли столько блеску в таланте и в фантазии, как у Островского, но изображение и дух этого изображения - безмерно выше. Никакого намерения. Предвзятого. Аннушка прекрасна безо всяких условий, отец тоже. Фрола бы только я сделал немножко подаровитее. Знаете ли, Николай Николаевич: Велик-Боярин, Нащокин, Лычиков - ведь это наши тогдашние джентльмены (не говоря о другом), ведь это сановитость (6) боярская безо всякой карикатуры. Ведь на них не только нельзя бросить карикатурного осклабления а la Островский, но, напротив, надо подивиться их джентльменству, то есть русскому боярству. Это - grand monde того времени в высшей и правдивейшей степени, так что если и засмеется кто, так только разве над тем, что кафтан другого покроя. Прежде всего и главнее всего слышится, что это изображение в самом деле именно то настоящее, что и было. Это великий новый талант, Николай Николаевич, и, может быть, повыше многого современного. Беда, если его хватит только на одну комедию.

Хотел было кой-что написать Вам о мартовской "Заре", да не напишу. То есть я разумею об изящной литературе мартовского (да и февральского) номера, но - подожду еще. Не годится мне-то писать, да и боюсь.

Поклон мой всем. Крепко жму Вам руку. Анна Григорьевна очень Вам кланяется.

Ваш весь Ф. Достоевский.

Р. S. Само собою деньги (175 руб.) надо высылать во Флоренцию; без них я и подняться не могу. "Заря" тоже, если вышла уже, во Флоренцию. Если же хоть чуть-чуть замедлила, то в Дрезден. (7)

Ради Христа, не извещайте о моей повести раньше, то есть так, как сделано было про "Цыган".