Друг мой Паша, я тебя не укоряю, хотя и не могу оставаться хладнокровным. Ведь не отдал же я тебя, всего только пасынка, куда-нибудь в ученье, в люди, в сапожники, а держал, воспитал, учил, да и теперь о тебе старался, писал за тебя письма или ходил просить о тебе бог знает каких людей - что для меня нож вострый иногда. Между тем ты, столь щекотливый даже относительно меня и моих, об тебе всегда старавшихся, столь щепетильно наклонный требовать исполнения долгов относительно тебя, - сам слишком беспечен относительно своих нравственных обязанностей, человеческих обязанностей - и относительно детей своих, и относительно отца. Ну к чему ты теперь так разобиделся, так защепетилился? Уж во всяком-то случае ты должен бы был взять в соображение всю сумму наших взаимных отношений, начиная с твоего детства и до сих пор. Я не кто-нибудь для тебя, чтоб со мной тебе так щепетилиться. Да и об Анне Григорьевне ты бы мог в письме своем ко мне удержаться от таких резких выражений, как например: "...на присланное супругою Вашею письмо, в котором она, выходя из всяких границ приличий, наговорила мне оскорблений..." и т. д.
Посылаю тебе карточку Верочки. Если ты хотел радикально разорвать со мною, то пусть судит тебя собственное сердце; если же нет, то продолжай уведомлять иногда о себе; я в судьбе твоей всегда принимал искреннее участие. Впрочем, ничего не навязываю, как хочешь.
Тебя любящий Ф. Достоевский.
551. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ
17 декабря 1874. Старая Русса
Старая Русса, 17 декабря/74.
Милая Аня, у нас всё благополучно. Детки пока еще очень умны, поселились в гостиной, наставили стульев и играют. Я встал в 2 часа - никто не будил, видно, слишком утомился от излишне ревностного с тобой прощания. Детишки кушали телятину, молоко, сухари и ездили кататься; потом пошли снег отгребать, всего гуляли примерно минут 40. Я нашел, что это возможно. Где-то ты теперь, доехала ли до Новгорода? Буду ждать телеграммы. Главное, не насилуй себя и не напрягай излишне в Петербурге: у тебя много времени, имей в виду главнейшее в делах, то есть некоторых кредиторов (Варгуниных). Не забудь и про нас: все-таки нам очень нужны деньги, а до некоторого времени я отношения мои с Некрасовым даже и благонадежными считать не могу. На почту понесу, как ты сказала, незапечатанный конверт, но вряд ли будут какие спросы "Мертвого дома". Да и в Петербурге теперь развал, не до того. Предчувствую, что у тебя с Пантелеевыми выйдут неприятности, и если будут какие сделки с купцами, то вряд ли ты их уладишь. До свидания, обнимаю тебя и целую горячо.
Твой весь Ф. Достоевский.
Не торопись излишне: лучше окончи дела, если б даже что и замешкалось.
552. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ
18 декабря 1874. Старая Русса
Старая Русса. 18 декабря/74.
Милая Аня, сегодня утром меня разбудили (1) в 9 часов твоей телеграммой, чему, впрочем, я был рад. Благополучно ли доехала, теперь, в эту минуту, ты уже, может быть, видела и Ивана Григорьевича, и Пантелеевых (с которыми, конечно, побранилась). Ради бога, Аня, не тревожь себя и действуй спокойнее, не кидаясь, без отчаянья, а пуще всего береги здоровье и больше спи и непременно исполни всё то, что я говорил тебе насчет докторов. У нас всё благополучно, детки здоровы. Сегодня погода мягче, и я отправил их, впрочем, в 2 часа только, к батюшке и дал на извозчика. Они ждут игрушек. У Феди я спросил вчера: "Где теперь мама?" Он подумал и с глубокомысленным видом отвечал: "Не знаю". Вчера во время папирос стали они танцевать, и Федя выдумал новое па: Лиля становилась у зеркала, а Федя напротив у дверей, и оба в такт (причем Лиля была очень грациозна) шли друг другу навстречу; сойдясь (всё в такт), Федя целовал Лилю, и, поцеловавшись, они расходились, Федя к зеркалу, а Лиля на его прежнее место и т<ак> далее. (2) Они раз 10 повторили эту фигуру и каждый раз, сходясь, целовались. |