|
Теперь уж девятый час, и она уже должна дойти; но я продолжаю ужасно беспокоиться. Во-первых, телеграмма твоя была на немецком языке и дошла вся перевранная. Старая Русса названа Skraja Russe, имени моего и следа не осталось. Дошла единственно потому, что обозначено было Haus "Luzern" № 10. Таким образом, переврут (в Берлине) и мою телеграмму и что, если не дойдет в Руссу, или пошлют ее в Рузу? И вот если не дойдет до тебя телеграмма, мне и мечтается всё теперь, что в пятницу или в субботу ты вдруг отворишь мою дверь и вбежишь сюда ко мне в Hфtel "Luzern". Ты не поверишь, Аня, как это мучительно! Как можно лечиться в таком расположении духа. Давеча я помертвел, получив твою телеграмму, и упал на стул. Я написал в телеграмме: Ich bin ganz gesund, и теперь кляну себя, зачем написал ganz: ничего не стоит в Берлине перековеркать ganz в nicht gesund. Судя по тому, как переврана твоя телеграмма, всё возможно. Теперь всю неделю буду в страшном беспокойстве.
Я сегодня в 4 часа был у доктора после целой недели отсутствия и попросил его, ввиду истекающих через три дня 4-х недель моего лечения, подробно и серьезно осмотреть меня. Он осматривал меня долго, подробно и серьезно и нашел, что грудь в превосходном состоянии, всё зажило. Но осталась хриплость и затруднительность дыхания; он сказал, что это может пройти само собою и что если я хочу, то в четверг (ровно после 4-х недель лечения) могу уехать. Полоскание же горла кессельбрунненом хотя и произвело в эту последнюю неделю большие успехи, но горло всё еще раздражено, "так что если б еще неделю, с сегодня начиная, полечиться, то не было бы ничего дурного". Так и решили. Итак ровно неделю, начиная с сегодня, буду еще лечиться. Сегодня 5 июля/23 июня, а в следующий понедельник будет 11 июля/30 июня, и вот в этот следующий понедельник (то есть по нашему стилю 30-го июня) - ровно через неделю я и выеду отсюда. Итак, ты уже более сюда ко мне не пиши, а напиши мне сейчас с получением сего письма в Петербург, poste restante. В письме этом напиши: нанимать ли мне квартиру в Петербурге, несмотря на такой ранний срок, или не нанимать и сколько времени сидеть нанимать и проч.? Об этом настоятельнейше и уже в последний раз прошу тебя. Ты понимаешь, что со вчерашнего письма, которое ты, верно, уже получишь перед этим письмом, со мной нового ничего не могло произойти, кроме того разве, что роман мой совсем не двигается и не пишется. Жду покоя, когда-то будет. А здесь до того тошно, до того тошно жить, что буду долго вспоминать этот адский месяц. Не забудь черкнуть мне хоть что-нибудь в письме про детей. Если выеду 11-го/30, то значит в пятницу или даже в четверг могу быть в Петербурге. А если б не сидеть в Петербурге очень долго, то в понедельник, 7-го июля, мог бы уже быть в Старой Руссе. Это значит ровно через две недели. До свидания, ради Христа, будь покойна; осталось так немного до свидания. Обнимаю и целую тебя и буду всё мечтать о тебе. Благословляю деток; поклоны. (Черкни, не надо ли что купить в Петербурге?) Скажи деткам, что скоро приеду. Твой весь вечный и неизменный Ф. Достоевский. Чуть что с тобой случится (не дай боже) в известном отношении, то тотчас же телеграмму ко мне сюда, до 30-го июня нашего стиля я здесь. С твоею нервностью, (1) пожалуй, и случится. Ах, Аня, как тяжела разлука в такое время! (1) далее было: всё
591. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ 25 июня (7 июля) 1875. Эмс
Эмс 25 июня/7 июля. Среда. Милый друг Аня, письмо это пойдет завтра, в четверг. (1) Пишу тебе всего несколько строк, тебе же отправил письмо вчера, во вторник. Но вчера получил и твое письмо (писанное в среду, от 18-го, но которое пошло из Старой Руссы не в четверг, 19, а в пятницу, 20, судя по штемпелю почтамта Старой Руссы). В письме этом ты пишешь, между прочим, о найме квартиры проездом чрез Петербург и предлагаешь сама приехать, чтоб вместе со мной искать квартиру. |
