|
Кто составил его? Служба главного инженера, технологи, проектировщики конвейера? Нет! Черным по белому написано: «Расчет произвел инженер лаборатории эргономики В. Н. Корнеев». А вот и росписи заводских «китов». Документ утверждает собственноручным автографом заместитель директора по производству О. Обловацкий… Я уже знаю инженера-эргономика В. Корнеева. Он молодой, быстрый, широко образован, склонен к шутке, любит хорошо и модно одеться.
– Нет, нет, – кипятится Виктор Степанович, – было бы ошибкой думать, что эргономики занимаются только завтраками, музыкой, комбинезонами да расстановкой людей по росту… Что? Вы незнакомы с системой распределения рабочих по физическим данным? Ну, это дело пятиминутное! Айдате-ка вдоль конвейера… Он по-прежнему стремительно движется спереди – тонкий, сутуловатый, как бы запрограммированный и созданный для высоких ритмов двадцатого века; волосы на затылке у него смешно топорщатся, ему бы надо давно посидеть в кресле парикмахера… – Наблюдайте, наблюдайте, – на ходу требует Виктор Степанович, – заметьте, что чем ниже идет кузов по конвейеру, тем ниже ростом рабочий… Не так ли? А вот место, куда мы поставили долговязых и длинноногих… – Он внезапно останавливается. – Мало-мальски разумному человеку расстановка людей по росту кажется само собой разумеющейся. Мы продолжаем двигаться. Конечно (в этом и заключен смысл конвейерной системы), рабочие производят мелкие монотонные операции, конечно, готовой продукции слесарю-сборщику рулевой колонки не увидеть, конечно, за семь часов жужжащий шмелем гайковерт может надоесть хуже горькой редьки, но вот факт, который подтвердит любой турист большого автобуса, – за конвейерной лентой ВАЗа редко увидишь мрачное лицо. Поэтому был совершенно прав заместитель редактора французского журнала «Ла ви увриер» Роже Гарберт (Гиберт), когда после визита на ВАЗ писал в своем журнале: «…ровно год до того как приехать на завод в Жигулях, я побывал в США в Лордстауне и разговаривал со специализированными рабочими фирмы „Дженерал“, которые бастовали против ужасающих ритмов труда… Я не мог не сравнить атмосферу, царящую здесь и там: раздраженность, возбужденность, гнев рабочих Лордстауна и улыбчивое спокойствие этих советских специализированных рабочих, разговаривающих со мной в то время, когда конвейер продолжал работать; они прикуривали сигареты, угощали меня, соглашались сфотографироваться вместе со мной, и все это – продолжая работу…» – Я беседовал с Роже Гарбертом, – сообщает Виктор Степанович. – Он, простите за нескромность, пишет в своем журнале и обо мне и даже, опять – простите, хвалит службу эргономики… Но главное: он усмотрел отличие нашего конвейера от лордстаунского… Впрочем, для этого большой наблюдательности не надо… Глядите, как этот парнишка хитроумно устроился… Молодому рабочему действительно нельзя было отказать в смекалке – он ехал на автомобиле, вместо того чтобы идти рядом, и преспокойными движениями прикручивал ручку дверцы, напевая под музыку… Он был длинноволосым, тонкие усики едва пробивались над полной верхней губой; рот у него был девственный, пожалуй, деревенский; от молодого человека вообще попахивало деревней – рощицами, речками, березами над тихим омутом. – Беседы с рабочими – выборочные и сплошные – тоже наша епархия, – разулыбался Виктор Степанович, заметив мой интерес к длинноволосому парню. – Его зовут Владленом Стронгиным, он из деревни, кончил десять классов, мать у него учительница истории, отца нет, сестра работает врачом в Тамбове… Парнишка учится на втором курсе политехнического института…
3
На следующий день мы беседуем с людьми по той особой программе, которая разработана лабораторией эргономики. |
