Я имел удовольствие найти в учтивой даме белокурую молодую красавицу. Черный цвет платья оттенивал белизну лица; голубая ленточка извивалась в густых, светлых, ненапудренных волосах; букет роз алел на лилеях груди. – «Хорошо ли вам?» – спросила у меня с улыбкою любезная незнакомка. – «Нельзя лучше, сударыня». – Но кавалер, который сидел рядом с нею, беспрестанно повертываясь с стороны в сторону, беспокоил Реинвальда. «Я здесь ни за что не останусь, – сказал мой немец, – проклятый француз натрет мне на коленях мозоли», – сказал и ушел. Белокурая незнакомка посмотрела на дверь и на меня. «Ваш товарищ недоволен нашею ложею?»
Я. Ему хочется быть прямо против сцены.
Незнакомка. А вы с нами?
Я. Если позволите.
Незнакомка. Вы очень милы.
Кавалер св. Лудовика. Я только теперь приметил, что у вас на груди розы; вы их любите?
Незнакомка. Как не любить? Они служат эмблемою нашего пола.
«От них совсем нет запаха», – сказал он, распуская и сжимая свои ноздри.
Я. Извините – я далее, а чувствую.
Незнакомка. Вы далее? Да что ж вам мешает быть поближе, если розы для вас приятны? Здесь есть место… Вы англичанин?
Я. Если англичане имеют счастие вам нравиться, то мне больно назваться русским.
Кавалер. Вы русский? Видите, что я угадал, сударыня! J'ai voyagé dans le nord; je me connois aux accens; je vous l'ai dit dans le moment.
Незнакомка. Я, право, думала, что вы англичанин. Je raffole de cette nation.
Кавалер. Нельзя ошибиться тому, кто, подобно мне, был везде и знает языки. У вас в России говорят немецким языком?
Я. Русским.
Кавалер. Да, русским; все одно.
«Все места заняты, – сказала красавица, взглянув на партер. – Тем лучше! Я люблю людей».
Кавалер. Иначе вы были бы неблагодарны.
«Как досадно! – думал я. – Он сорвал у меня с языка это слово».
Кавалер. Только, по Моисееву закону, вам надобно ненавидеть женщин.
Незнакомка. Почему же?
Кавалер. Любовь за любовь, ненависть за ненависть. Незнакомка (с усмешкою). Я христианка. Однако ж это правда: женщины не любят друг друга.
«Для чего же?» – спросил я с величайшею невинностию.
Красавица. Для чего?..
Тут она понюхала свои розы, взглянула опять на меня и спросила, давно ли я в Париже? Долго ли пробуду?
«Когда розы увянут в саду, меня уже здесь не будет», – отвечал я самым жалким голосом.
Красавица (посмотрев на свой букет). Они у меня цветут и зимою.
Я. Чего не делает искусство, сударыня? Однако ж натура не теряет своих прав: ее цветы милее.
Красавица. Не северному жителю хвалить природу: она у вас печальна.
Я. Не всегда, сударыня: у нас также есть весна, цветы и прекрасные женщины.
Незнакомка. Любезные?
Я. По крайней мере любимые.
Незнакомка. Да, я думаю, что у вас лучше умеют любить, нежели нравиться. Во Франции напротив: чувство пылает здесь только в романах.
Я. У нас, сударыня, у нас оно пылает в сердцах.
Кавалер. Чувствительность везде роман. Я путешествовал и знаю.
Красавица. О несносные французы! Вы все атеисты в любви. Не мешайте ему говорить. Он нам скажет, как в России обожают женщин…
Кавалер. Роман!
Красавица. Как мужчины нежны, примечательны…
Кавалер (зевая). Роман!
Красавица. Как они смотрят женщинам в глаза, не скучая, не зевая.
Кавалер (засмеявшись). Роман! Роман!
Тут весь театр осветился плошками, и зрители захлопали в знак удовольствия. Красавица сказала с улыбкою: «Мужчины рады свету, а мы боимся его. |