– Логично.

– Есть в этом рассуждении какие-нибудь натяжки?

– Нет.

– Хорошо. Так что же ты можешь на это возразить?

– А то, что существует нечто превыше логики.

– Неужели? Что же это?

– Факты.

Я подозвала первого попавшегося льва и велела ему открыть пасть.

– Взгляни-ка на подветренную верхнюю челюсть, – сказала я. – Разве этот длинный передний зуб – не клык?

Он был удивлен и сказал решительно и веско:

– Клянусь моим нимбом, это клык.

– А эти четыре позади него?

– Малые коренные, если мне не изменяет рассудок!

– А эти два сзади?

– Коренные зубы, или я не способен отличить на глаз коренной зуб от причастия прошедшего времени Мне нечего больше возразить. Статистика не может ошибаться: этот зверь – не травоядное.

Вот он всегда такой: ни мелочности, ни зависти – только справедливость и великодушие. Докажите ему что-нибудь, и он тут же, и без всякой обиды, признает, что был неправ. Не знаю, достойна ли я этого чудесного юноши, такого прекрасного и благородного?

Это произошло на прошлой неделе. С тех пор мы обследовали многих животных и убедились, что здешние места изобилуют плотоядными зверями, хотя прежде мы этого совсем не замечали. И вот теперь почему-то очень грустно бывает смотреть на величественного бенгальского тигра, который пожирает землянику и лук; это как-то но вяжется с его натурой, хотя я раньше ничего подобного не чувствовала.

(Позже). Сегодня в лесу мы слышали Глас. Мы долго искали его, но так и не нашли. Адам сказал, что слышал его и раньше, но никогда не видел, хотя и находился совсем рядом с ним. По мнению Адама, этот Глас вроде воздуха и увидеть его нельзя. Я попросила его рассказать все, что он о нем знает, но он почти ничего не знал. Это Владыка Сада, сказал он, который велел ему ухаживать за Садом и хранить его; и еще Глас сказал, что мы не должны есть плоды одного дерева, а если поедим их, то обязательно умрем. Смерть наша будет неизбежной. Больше Адам ничего не знал. Я захотела посмотреть дерево, и мы пошли длинной и чрезвычайно приятной дорогой к уединенному и очень красивому месту, где оно растет; там мы сели на землю, долго его рассматривали и разговаривали. Адам сказал, что это – дерево познания добра и зла.

– Добра и зла?

– Да.

– А что это?

– Что – «это»?

– Ну, это самое. Что такое «добро»?

– Не знаю. Откуда мне знать?

– Ну, а «зло»?

– Наверное, название какого-нибудь предмета, только я не знаю какого.

– Адам, но ты же должен иметь о нем хоть какое-то представление.

– С какой стати? Я его никогда не видел. Как же я могу иметь о нем представление? А по-твоему, что это?

Конечно, я ничего не могла ему ответить и поняла, насколько неразумно с моей стороны было требовать объяснений у него. Мы никак не могли догадаться, что это такое. Просто новое слово, как и «добро», – мы их никогда раньше не слышали, и они не имели для нас никакого смысла. Я продолжала о них думать и вскоре спросила:

– Адам, а эти другие новые слова, «умрем» и «смерть», что они означают?

– Понятия не имею.

– Ну, а как ты думаешь, что они могут означать?

– Деточка, неужели ты не видишь, насколько невозможно хотя бы приблизительно угадать, о чем идет речь, если я вообще ничего об этом не знаю? Человек не в состоянии думать, если ему не о чем думать. Разве не так?

– Да… конечно; но только ужасно досадно.