Только хотела этим заняться, как он снова фыркнул.
— Да у вас тут по ночам спать не принято. Смотрите, какое оживление. Публика прямо валом валит. Может, и этот вам знаком?
— Еще бы. Это Татохин. У него в полнолуние бессонница.
— Он что, лунатик?
— При чем здесь это. Лунатики как раз крепко спят и во сне ходят. А он просто не спит.
— Как же просто. Он тоже ходит. Может, вы даже знаете, куда он направляется?
— Наверное, тоже к Людмиле. Все-таки волнуется.
— Ага, а он ей кто? Был сын, потом муж, а этот?
— Это просто Татохин.
Спасатель захохотал.
— В вашем славном городе есть такая степень родства — просто Татохин? Ну живете!
Все-таки он противный, этот Спасатель. Как я могла так долго общаться с ним по телефону и не почувствовать это.
Я уже стала придумывать подходящую к случаю прощальную фразу, но тут у машины снова послышались шаги.
— Вот еще старичок погулять вышел. А может, он тоже к этой вашей Людмиле?
— Вовсе не старичок. Он раньше был старый, а теперь снова молодой, хотя… Он Людмилу…
— Ну, так я угадал? И этот туда же. Что же это у ней по ночам, собрания, или как? А как это он был старый, а теперь опять молодой? Часто это с вашими жителями случается? Вижу, вы тут вовсю пользуетесь отсутствием психбольницы.
— Он не наш. Он приезжий. Но ему, в отличие от некоторых, город очень нравится, он его понял.
Спасатель просто покатился со смеху.
— Ой, не треба нас дурить, бо мы вже не маленьки. А, так я его тоже знаю. Подвозил вчера. Он один ночью в лес ходил. Ваш кадр, точно.
Ну все, хватит с меня этих спасателей заезжих. Резко открыла двериу машины.
— Куда же вы? У меня еще есть несколько минут, посидим, поболтаем.
6
Людмила нагнулась над кроваткой, чтобы поцеловать внука. Увидела темное пятнышко на подушке. Дотронулась до него. Камешек, маленький, гладкий, с дырочкой. Куриный бог. Вот и до утра ждать не нужно. Загадывай сейчас свое желание.
— Пусть придут, — тихо сказала она, — мне так нужны они все сейчас.
Шум мотора, шаги на лестнице, голос в прихожей.
— Мам, ты что не спишь? И дверь открыта. Вышла навстречу, крепко сжимая в кулаке камешек. Не успел сын закрыть за собой дверь, как она открылась снова. На пороге стоял муж.
— А я из больницы сбежал. Соскучился очень, вот. Следом, громко топая, ввалился Татохин.
— Проходил мимо, смотрю, свет горит, машина у подъезда. Дай, думаю, зайду, может, надо что? А этот… он… Тут, я вижу, свои все, чужих никого нет?
— Что же вы все в коридоре стоите? Проходите, я вам так рада, — наконец-то обрела дар речи Людмила. — Чаю хотите?
— А в Англии так поздно обедают, что не поймешь, то ли это поздний ужин, то ли ранний завтрак. — Это сын, это его манера говорить.
Дверь снова скрипнула, вошел реставратор. Медленно вошел, прерывисто дыша. Трудно дались ему крутые ступени лестницы.
Людмила хотела всплеснуть руками, но мешал зажатый в кулаке камешек.
Реставратор протянул ей открытую ладонь. Она вспомнила этот его жест. Так он когда-то, очень давно, в том самом автобусе, протягивал кондукторше мелочь.
В углу висело зеркало. Реставратор потянулся к нему.
— Вот ведь в чем дело. Оказывается, это тоже не навсегда. Следовало ожидать. Ведь вы же меня… Ну, оно и к лучшему. Видите, я опять догнал вас, а вы говорили, что мы разминулись навсегда.
— Мам, кто это? — Сергей теребил ее за рукав.
— Сережа, оставь. Что же мы стоим в коридоре. |