Что теперь делать, подумал я. Мы все неимоверно устали. Сделали все, что смогли. Выложились. И радостно ждали, когда появятся всходы. Даже я. Работать приходилось на старом оборудовании, ограничивать себя то и дело — все съедала Стройка…

— По-моему, это ясно, — сказал я. — Осталось пятнадцать часов до отлета. Необходимо погрузить материалы, аппаратуру, чтобы, если возникнут сомнения, сразу проверить ее дееспособность. Надо, кроме того, привезти сюда его дочь. Она по-прежнему на станции восемнадцатого сектора, да? Ты ведь должен знать, — вырвалось у меня.

— Да я же не об этом! — крикнул он, сорвавшись. Смутился, спрятал лицо, а потом уронил голову лбом на кулаки, тяжело развалившиеся на столе. — Я же не об этом, — глухо повторил он. — Девочку я привезу сейчас, слетаю, конечно, — но я же не об этом, я — обо всем…

Человек не может не помогать. Даже если не уверен, что его помощь полезна. Иначе мы вымерли бы еще в пещерах. Это у нас в крови. Это наш способ существования. Пока в нас живо человеческое, мы будем предлагать, навязывать, вбивать свою помощь друг другу. И звездам. Вот он полетит сейчас к ней, будет что-то объяснять, рассказывать, какой я хороший… как бы ни умолял я его не делать всего этого. Потому что у него тоже нет выбора. Потому что мудрость недействия бесплодна. Она скручивает человека в камень, лишает его тепла души. Тот, кто способен отказаться от возможности помочь из боязни повредить помощью — убит, сломался когда-то. Ничего никогда не знаешь наверняка, но когда машина просчитывает вероятность благополучного исхода, перед человеком нет выбора.

— Ах, обо всем, — сказал я, будто только что поняв. — Что же… — Я улыбнулся. — Будем чуточку умнее. Теперь мы будем еще чуточку умнее.

Он встал. Огромный, грузный, казавшийся еще более огромным и грузным в синем мраке, затопившем диспетчерскую.

— Умнее… — проворчал он. — Все так. Кому он нужен теперь, такой ум. Да…

Я пожал плечами.

— Всегда лучше быть чуточку умнее.

Он долго, будто не доверяя, смотрел мне в глаза. Потом покачал головой.

— Я сам расскажу в Совете, — сказал я. — И постараюсь добиться, чтобы мне дали выступить по всеобщему вещанию. В тот же день. Так лучше и… лучше. Не нужно интервала. Успеют возникнуть слухи, а самое мерзкое, когда о смерти мечты люди узнают из слухов. Нет ничего честнее мечты, и смерть ее тоже должна быть честной. — Я потер ладонями щеки. — Я добьюсь. Ты мне поможешь.

Он медленно кивнул несколько раз. Сказал:

— Все так.

Я ободряюще подмигнул ему, он улыбнулся в ответ. Неловко потоптался.

— Так я лечу, — сказал он.

— Да, ты говорил, — ответил я, протянул руку к биоконтакту селектора и попросил: — Кофе сюда.

— Будешь работать? — спросил он.

— Да, посижу немного. Полетишь один?

— Но… — Он растерялся. — Ведь ты же сам…

— Нет, нет. Я имел в виду кого-либо из техников. На станции есть несколько аппаратов, которые нужно демонтировать или поставить на консервацию по крайней мере. Один ты справишься до утра?

— Ах вот ты о чем… Справлюсь. Там же есть какой-то штат киберобслуги.

— Ну, тогда счастливо.