— Сегодня ваша клиника празднует десятилетний юбилей. Удовлетворены ли вы результатами ее работы?

— И да, и нет. Я счастлив, что могу кому-то помочь, но страдаю от того, что могу помочь далеко не всем, кто нуждается.

— Ваше отношение к последнему демаршу Америки в отношении Никарагуа?

— Это несерьезно. Мальчишество президента порой умиляет меня, порой приводит в недоумение.

— Ударный авианосец — несерьезно?

— Я верю в то, что это только моральный фактор. Современное оружие существует для того, чтобы существовать и не применяться. Оно хоть как-то сдерживает безумные страхи и страсти людей нашего безответственного века. К сожалению, они прорываются в других сферах. Но тут уж дело психиатров и воспитателей — научить людей быть так же сдержанными по отношению друг к другу, как сдержанны между собой ядерные державы.

— Ваше отношение к войне на Среднем Востоке?

— Я за мирное урегулирование всех спорных вопросов.

— Как вы его себе представляете?

— Люди всех стран должны сказать «нет» убийствам.

— Да, но у кого останется власть?

— Это дело политиков. Кровь не должна литься, кто бы ни возглавлял правительство.

— Ваше отношение к организации «ОАС Нуво»?

— Я ненавижу убийц всеми силами души. Как врач, а не полицейский, это все, что я конкретно могу.

— Ваше отношение к новому спору Америки и России?

— Я его не одобряю.

— Кого конкретно?

— В подобных ситуациях всегда равно ответственны обе стороны. И та, которая клевещет, и та, чье поведение делает столь правдоподобной любую клевету. От держав, каждая из которых объявляет себя путеводной звездой, мы вправе ожидать безупречного поведения, а не обычных дрязг.

— Что вы подразумеваете под «безупречным поведением»? Что должна была бы, например, предпринять Россия, чтобы вы назвали ее поведение безупречным?

— Если бы я мог ответить на этот вопрос, я был бы гениальным политиком, а не врачом. Вне собственной профессиональной сферы человек имеет право лишь оценивать чужие планы, но не предлагать собственных, лишь оценивать чужие действия, но не действовать. Иначе мир превратится в хаос. Хаос безответственности. Я знаю одно: мне не нравится эта склока. Мне не нравятся все склоки. Их не должно быть.

Он нырнул в автомобиль и, захлопнув дверцу, в изнеможении вздохнул. Он видел: они разочарованы. Наверное, им казалось, что он ничего им не сказал. Ничего конкретного. А конкретность для них — кого насиловать. Вы же ничего не поняли, так оставьте меня в покое!.. и будьте прокляты.

— Боже правый, каким вздором занимаются эти болтуны!

Барон отшвырнул газету. Приподнял стоявшую на блюдце рюмку и сделал третий глоток. Вздор, вздор, думал барон, накручивая на двузубую вилку очередную посапывающую устрицу а-ля тринидад. Все решает человек. Только человек. Если человек нормален — системы не важны, он справляется сам. А если люди не в состоянии избежать шизофрении, не поможет ни строй, ни социальное обеспечение, потому что мир в целом сорвался с цепи… Барон брезгливо оттопырил нижнюю губу, и на нее внезапно упала пахучая, терпкая капля соуса с устрицы. Барон улыбнулся и положил скользкое неуловимое тельце в рот. Доброта… Как мало я могу успеть…

Сегодня он отказал в записи на прием восемнадцати просителям. Каждый час расписан до января…

Всякий отказ был мукой для барона. Барон мог жить лишь помогая, облегчая людям их участь в беспощадной и бессмысленной круговерти жизни. Но даже его сил иногда не хватало.