|
Вездеход вломился в них и сразу пропал из глаз — только от щели пролома, медленно вытягиваясь, пошла вдаль узкая просека подминаемых вершин, а вскоре и она утонула в тумане, белесым горбом колыхавшемся над кратером Источника. Тогда Коль не выдержал и позвал: «Лена… Лена, как там?» Она ответила ровным голосом: «Слышу хорошо, первый, слышу хорошо. Машина с кустарником справляется. Делаем станции каждые десять минут. Прошли пять тысяч семьсот сорок три метра. Грунт твердый, индикаторы спокойны, подходим к внешнему валу». Коль хотел молить о прощении, но не было сил унижаться при всех. Она вернется, думал он. Через три часа она вернется… Он твердил эту фразу до того мгновения, когда в прорве тумана тускло полыхнуло и кусты на миг стали из черных пронзительно-алыми, а по полу рубки прыгнули, тут же пропав, резкие тени. Он даже не сразу понял, что это, когда из динамика раздался мгновенный гремящий треск и короткий уже не вскрик — просто звук, с которым и любовь, и ненависть, и желания, и надежды, и прошлое, и будущее, выбитые неожиданным молотом, горлом вылетают из только что совсем живых и вдруг уже расплющенных тел… и сразу стаю невыносимо тихо, потому что погасла даже несущая частота. Он бежал на верхнюю палубу, к вертолету. Его пытались задержать — он исступленно дрался с Коганом, в кровь разбил ему лицо, отшвырнул. Ему не хотели открывать люки — он кричал, что взорвет двигатель и уничтожит всех. Он, невесть как проведя машину сквозь вечный ураган, достал, выудил остатки вездехода из ада, в который превратился Источник… Через неделю они знали, что такие извержения происходят в Источнике каждые сто двенадцать часов.
Лена была мертва безнадежно, а Лестрети удалось спасти. Он погиб два года спустя, вместе с остальными. Ясутоки тронул Коля за плечо. — Ложись-ка спать, — проговорил он. Коль, отказываясь, мотнул головой. — Я помогу, хочешь? Коль вопросительно посмотрел на него — врач покивал. — А где Вальтер? — Ушел. У нас много срочных дел. — Из-за меня? — Да. Мы обязаны дать тебе настоящую жизнь. Коль помолчал. — Это реально? — Конечно. А ты ложись — завтра будет новый день. Твой первый полный день. Первый из очень многих, Коль. — Я знаю, — проговорил Коль медленно. — Только совестно перед… теми… всеми. Почему я? Он глубоко вздохнул, прикрыл глаза. Возбуждение и радость покинули его, последнее воспоминание оказалось роковым, и он понял вдруг, что теперь абсолютно один. Больше один, чем там, в огромном обезлюдевшем корабле, потому что вот наконец вокруг были люди, добрые, участливые, но бессильные заполнить пустоту. Уже некуда лететь. Он вернулся. Ему никогда не вернуться. — Меня послали отснять с воздуха гнездо тифонов… а в это время Пятнистый лишайник… В горле будто взорвалось. Коль стиснул лицо ладонями и затрясся в беззвучном сухом плаче. Перед глазами маячили каюты катера в зеленоватой паутине и затянутые мшистой серой плесенью холмики омерзительной слизи, которыми в считанные минуты стали все. Кроме него. Ясутоки встал, сказал: «Дверь!» Стена беззвучно и легко, как во сне, раскололась. — Посмотри, — сказал Ясутоки. — Если понравится, будешь жить там. Коль подошел к расколотой стене: — Наверное, понравится… — Тебе обязательно будет хорошо у нас, — проговорил Ясутоки ему вслед. Коль остановился: — Мне уже хорошо. Просто… совсем не хочется спать. Ясутоки легонько подтолкнул его в спину. Дверь пропала, едва Коль переступил порог. |
