Тогда индейцы понимали, что больше он не желает их слушать, и смиренно умолкали; правда, со всеми остальными мальчиками они обращались гораздо вольнее: они считали их храбрыми воинами — и не более того. При встрече они небрежно роняли:

— Здорово!

И разговаривали с ними как с равными. Обиднее всего было то, что Питер Пэн вёл себя как будто так и надо.

В глубине сердца Венди сочувствовала мальчикам, но она считала своим долгом во всём поддерживать главу семьи.

— Папочка лучше нас в этом разбирается, — неизменно говорила она.

А про себя думала, что индейцам не следовало бы называть её «скво».

Теперь я расскажу тебе о вечере, который надолго запомнился детям как Всем Вечерам Вечер, — он был полон приключений, приведших к самым неожиданным последствиям. День прошёл мирно и без особых событий, словно хотел сберечь силы к концу; вот уже индейцы завернулись в одеяла и встали на стражу, а дети сели ужинать — все, кроме Питера, который вышел узнать, который час. Для того чтобы узнать время на острове, надо было найти Крокодилицу и подождать, пока в животе у неё начнут бить часы.

Ужин на этот раз был не всамделишный, мальчики сидели вокруг стола и громко чавкали, при этом они так кричали и ссорились, что Венди, по её словам, чуть не оглохла. Конечно, шум её не очень пугал, но ей не нравилось, что они всё хватают руками, а потом сваливают вину на Шалуна, который якобы толкнул их под локоть.

За столом не полагалось давать сдачи, все споры решала Венди, надо было только поднять правую руку и сказать: «Я жалуюсь на такого-то». Однако обычно мальчики почему-то забывали об этом правиле или, наоборот, слишком увлекались им.

— Тише! — крикнула Венди, объяснив им в двадцатый раз, что говорить всем вместе нельзя.

— Ты поужинал, Малышик?

— Не совсем, мамочка, — ответил Малыш, сделав вид, что заглядывает в чашку.

— Он и не принимался за молоко, — вставил Задавака. Ябедничать не полагалось, и Малыш тотчас поднял руку.

— Я жалуюсь на Задаваку! — сказал он быстро.

Но Джон поднял руку ещё раньше.

— В чём дело, Джон?

— Можно я сяду на стул Питера? Всё равно его сейчас нет.

— Сесть на папин стул?! — возмутилась Венди. — Конечно, нельзя!

— Он ведь нам не папа, — ответил Джон. — Он даже не знал, как ведут себя папы, пока я ему не показал.

Ворчать не полагалось, и Близнецы закричали:

— Мы жалуемся на Джона!

Тут руку поднял Шалун. Он всегда вёл себя гораздо скромнее всех остальных (по правде говоря, у остальных скромности не было и в помине), и Венди относилась к нему особенно мягко.

— Как по-твоему, — спросил Шалун неуверенно, — я не могу быть папой?

— Нет, Шалун.

Если Шалун начинал говорить (что случалось не очень часто), он уже не мог остановиться. Как глупо, правда?

— Если я не могу быть папой, — произнёс он печально, — может, Майкл разрешит мне стать вместо него младенцем?

— И не подумаю! — отрезал Майкл. Он уже улёгся в свою корзину.

— Если я не могу быть младенцем, — сказал Шалун ещё печальнее, — можно я буду Близнецом?

— Нельзя! Нельзя! — закричали Близнецы. — Ты думаешь, это легко?

— Если я не могу быть никем интересным, хотите, я покажу вам фокус? — предложил Шалун.

— Не хотим! — заорали все разом. Тогда наконец он сдался.

— Так я и знал, — сказал он с тяжёлым вздохом.

Тут всех словно прорвало.

— А Малыш кашляет прямо на стол!

— А Близнецы начали ужин со сладкого!

— А Задира ест фисташки с миндалём!

— А Задавака говорит с набитым ртом!

— Я жалуюсь на Близнецов!

— А я на Задиру!

— А я на Задаваку!

— Ох уж эти мне дети! — вздохнула Венди.