Так и стал наш Алешка богатым человеком, «Форд-фокус» себе купил, в Москву переехал – тут и от девочек отбоя нет, каждая норовит, а он уже перегорел как-то, что, говорит, девочки, лучше душу буду спасать свою сожженную. Так и живет одиноким мужчиною в двухкомнатной квартире на Бауманской, в церковь как на работу, существует на пенсию, а как загрустит или что еще – едет в родной город, посидеть на базарной площади, поглядеть-послушать, нет, не для денег уже, кто ее уже помнит, эту войну… Ностальгия, говорит, вот и это.
6. Ни в сказке сказать
Одной бабе захотелось ребенка – рожу, думает, себе девочку, навяжу ей бантики, и мне утешение, и людям радость. Год проходит, другой на исходе. А что-то все никто не подворчивается. Стала баба сама ко всем клеиться – этому подмигнет, тому подкивнет. И ничего – клевали. Да только ребеночка все не выходило, мужик-то нервный пошел, горьким опытом на-ученный, думали, привязать к себе хочет, женить, а какой женить, когда самим жрать нечего, сахар вон стали даже по карточкам, да и старая такая кому ж нужна. Баба-то уже была в возрасте – 42 года. Расстроилась она тогда, платочек материн еще повязала, села у окошечка, ручкой щеку подперла.
– Горе ты мое, горюшко, горюшко проклятое. Несчастливица я, неродивица, сиротинушка одна в полюшке, а и отец-то мой во сырой земле, рядом спит родимая матушка. Помогите вы мне, ветры буйные, укрепите меня, светы светлые, подсобите мне, ночки темные, унесите мое горе-горькое, разожгите вы жарче пламени сердце добра молодца безымянного по мне горемычной по красной девице…
Так все это на одном дыхании и ноет. А на третьем этаже профессор жил, Олег Осипович – как раз форточку только начал открывать, слышит: поет вроде кто. Вот так эх, говорит, какое причитание! Микрофон на улицу выставил – стал это дело на магнитофон записывать. Надо же, в нашем городе и такая жемчужина народного творчества. У него эти песни самые специальность была, в университете.
Записывает, а сам думает: «Может, в гости зайти, что за диво такое да еще с дивным голосом?» Постучался, баба ему и открыла, а он ноги вытер, лысинку причесал, все по-интеллигентному так, чайку попить с медом не отказался, травли-вали, – поведала ему баба свое горе-горькое, уже без причитаний. Профессор все снова внимательно выслушал, человек был принципиальный, сразу ей предложение сделал. Баба обрадовалась! Постирала все у себя дома, почистила, отыграли тихую свадебку, да и зажили душа в душу. Профессор хоть и старый был, а обходительный, все пытался молодую жену на мысль натолкнуть, чтобы еще ему спела какое причитание, а она рада бы, но с радости-то, какие уж там причитания. Горя, говорит, нету у меня теперь, на всем готовеньком, что и выть по-напрасному, гневить только Бога. Согласился профессор, что и не одна она теперь, и во всем обеспеченная, все при ней, и квартира трехкомнатная, и вторая на сдачу, и телевизор, и муж нареченный под бочком. А ребеночек, да вроде и расхотелось ей. Стала о профессоре заботиться, вроде и отлегло, ему стала отдавать женскую эту свою ласку, а он хоть и старенький у ней был, 82 года, а ничего еще крепкий, мужик был хоть куда. Много еще открытий сделал потом в фольклористике.
7. Из жизни Федора Михайловича Достоевского Один юноша захотел покончить жизнь само-убийством, расстроился что-то так, невеста не дождалась из армии или что. Что, думает, дальше-то жить, только кислород на земле понапрасну тратить, уйду-ка лучше из жизни, как Родион Романович Раскольников. Ну, взял пистолет, за стеной дружок его, Витька Паращенко, мафиози был, людей за квартиры гасил за доллары, две бабуси – пол-лимона, хвастался, и дал ему пистолет. У меня таких, говорит, посмотри целая коллекция, и ногой под кровать кивает. А пули не положил, забыл или посмеяться решил, сюда, говорит, жми. Ну, Модест прибежал домой, шварк, значит, шварк, и туда жмет, и сюда, глядь: пули-то нету. |