— Я бы с радостью с ним познакомилась. Вдруг у него есть брат, или кузен, или старый приятель по колледжу.
Дженни рассмеялась:
— Фрэн, может, он все обдумает и позвонит сказать мне, чтобы я о нем забыла.
— Нет, он этого не сделает, — Фрэн тряхнула тугими кудряшками. — Нутром чую.
Неделя едва ползла. Среда. Четверг. А потом вдруг чудом наступила пятница.
В половине восьмого заехал Эрих. Дженни решила надеть платье с длинными рукавами, которое купила на распродаже. Овальный вырез подчеркивал золотой медальон, и бриллиант в его центре ослепительно сверкал на фоне черного шелка. Волосы она заплела во французскую косу.
— Ты прелестна, Дженни.
Сам Эрих был одет дорого, но неброско - темно-синий костюм в тонкую полоску, темно-синее кашемировое пальто и белый шелковый шарф.
Дженни позвонила Фрэн, чтобы та спускалась, и уловила веселый огонек в глазах Эриха, когда тот заметил явное одобрение соседки.
Тина и Бет пришли в восторг при виде кукол, подаренных Эрихом. Дженни разглядывала красивые кукольные лица, закрывающиеся глаза, руки с ямочками и кудрявые волосы и сравнивала их с жалкими подарками, что выбрал на Рождество Кевин.
Отдавая свой поношенный пуховик Эриху, Дженни заметила, как тот поморщился, и на секунду пожалела, что не согласилась надеть меховой жакет Фрэн. Но Нана всегда говорила: не нужно ничего брать в долг.
На вечер Эрих нанял лимузин. Дженни откинулась на спинку сиденья, а Эрих взял ее за руку.
— Дженни, я скучал по тебе. Это были четыре самых долгих дня в моей жизни.
— Я тоже по тебе скучала. — Это была истинная правда, но Дженни пожалела, что ее слова прозвучали так пылко.
В ресторане она окинула взглядом соседние столики, повсюду узнавая знаменитостей.
— Дженни, почему ты улыбаешься? — спросил Эрих.
— Культурный шок. Головокружительный переход от одного стиля жизни к другому. Ты понимаешь, что никто в этом зале даже не подозревает о детском саде миссис Кертис?
— Будем надеяться, что нет. — В его глазах была веселая нежность.
Официант налил им шампанского.
— На днях ты надевала этот медальон, Дженни. Он очень красивый. Это Кевин подарил?
— Нет, Нана.
Эрих наклонился над столом, его тонкие длинные пальцы обхватили ее руку.
— Я рад. Иначе бы весь вечер беспокоился об этом. А теперь могу любоваться медальоном на тебе.
На безупречном французском он обсудил с метрдотелем меню. Дженни спросила Эриха, где он выучил язык.
— За границей. Я довольно много путешествовал. Затем понял, что я счастлив и совсем не одинок на ферме, когда рисую. Но последние несколько дней были довольно паршивыми.
— Почему?
— Мне было одиноко без тебя.
В субботу они отправились в зоопарк. С бесконечным терпением Эрих по очереди катал малышек на своих плечах и по их просьбам трижды возвращался в обезьянник.
За обедом он нарезал еду для Бет, пока Дженни возилась с тарелкой Тины, уговорил Тину допить молоко, пообещав ей прикончить свою «Кровавую Мэри», и с притворной строгостью покачал головой, глядя, как Дженни сдерживает улыбку.
Несмотря на ее протесты, он настоял, чтобы девочки выбрали себе по знаменитой мягкой зверюшке «Румпельмайер», и будто бы даже не заметил, как долго Бет решала, чего же ей хочется.
— Ты уверен, что на ферме в Миннесоте у тебя нет шестерых малышей? — спросила Дженни, когда они вышли на улицу. — Немногие так терпеливы с детьми.
— Женщина, которая воспитала меня, была очень терпелива, вот и все.
— Жаль, что я не знала твою мать.
— А мне жаль, что я не знал твою бабушку.
— Мамочка, — спросила Бет, — почему ты такая счастливая?
В воскресенье Эрих принес для Тины и Бет коньки с двойными лезвиями и повез их всех на каток в Рокфеллер-центр. |