– Долго же она позирует… Этот портрет очень важен. – Королева снова посмотрела на меня и тихо проговорила: – Как вы поживали этот последний год, Мэтью?

– Неплохо, Ваше Величество, – улыбнулся я. – Как обычно, работаю в области права.

– А как дела у Хью Кёртиса?

– Тоже хорошо. Он занимается торговлей тканями в Антверпене.

– Славно, славно. Я рада, что из всей этой неприятности вышло что-то хорошее. – Екатерина закусила губу, словно не желая продолжать.

Возникла пауза, а потом заговорил Кранмер:

– Как заметила королева, однажды вы спасли ей жизнь.

– Имел такую честь, – не стал спорить я.

– Не спасли бы вы ее еще раз?

Я посмотрел на Ее Величество. Она снова опустила глаза. Эта подавленная особа была не той Екатериной Парр, которую я знал, и я тихо спросил:

– Дело дошло до такого?

– Боюсь, это возможно, – ответил архиепископ.

Королева сложила ладони.

– Это все моя вина. Мое тщеславие, моя самоуверенность…

Лорд Парр властным тоном прервал ее:

– Я думаю, лучше начать с самого начала и рассказать сержанту Шардлейку все, что произошло с весны.

Его племянница кивнула.

– Принесите стулья, для всех. – Она вздохнула. – Скажем прямо, история непростая. Начнем с того, что сказал король в марте.

Уильям Парр многозначительно посмотрел на меня.

– Вы будете только пятым, кто узнает это.

Я сидел неподвижно, стараясь не сцепить руки на коленях. Мне стало ясно, что на этот раз я поистине нырнул в глубокий колодец. Королева смотрела на меня с какой-то безысходностью, поигрывая жемчужиной у себя на шее.

– Весной король серьезно заболел, – начал лорд Парр, – и не покидал своих покоев много недель. Он приглашал к себе королеву, и ее присутствие утешало его. Их разговоры часто обращались к вопросам религии, как это бывает у Его Величества. Впрочем, в то время епископ Гардинер только что вернулся из-за границы в прекрасном настроении из-за успеха в переговорах о новом договоре с Карлом, императором Священной Римской империи.

– И тут я совершила страшную ошибку, – тихо и печально проговорила королева. – Три года я была на вершине успеха и всегда была осторожна в своих речах. Но меня одолел грех тщеславия, и я забыла, что я всего лишь женщина. – Она снова потупилась, подняв за цепочку жемчужину и рассматривая ее. – Я стала спорить с королем слишком пылко, пытаясь уговорить его снять запрет женщинам и простонародью читать Библию; я говорила, что все должны иметь доступ к словам Христа, чтобы спастись…

– К несчастью, – сказал лорд Уильям, – Ее Величество зашла слишком далеко и вызвала раздражение короля…

Екатерина взяла себя в руки и отпустила жемчужину.

– Величайшей моей глупостью было то, что я говорила с королем таким образом в присутствии Гардинера. Когда я ушла, король сказал епископу… – Она в нерешительности замолкла и не сразу продолжила. – «Вот уже женщины становятся священнослужителями, и мне на старости лет приходится выслушивать нотации от своей жены». – Я увидел, как в уголках ее глаз собрались слезы.

Томас Кранмер пояснил:

– Нам известно об этом от присутствовавших при этом слуг. И мы знаем, что Гардинер, как кровожадный волк, каким он и является, сказал королю, что королева и ее фрейлины – еретики, что в Великий пост они приглашали в покои королевы проповедников, которые отрицали, что во время мессы хлеб и вино становятся телом и кровью Христа, и обсуждали между собой запрещенные книги. И еще он сказал, что такие люди ничем не лучше анабаптистов, которые подрывают королевскую власть.