Изменить размер шрифта - +
Тоже оружие. Почти стилет. Им и стал орудовать пока щиты, не дававшие двигаться, не рухнули под ноги, вместе с телами их владельцев. С первой серьёзной раной на теле, ариец врезался в самую гущу врагов и снова люди полетели в разные стороны. Чуть дальше сражался его наречённый сын — словно башня возвышается над рядами врагов, по телу струится кровь — он тоже ранен, но лицо перекошено бешенством, глаза горят, а движения столь стремительны, что отдельных ударов не разглядеть, лишь падают окровавленные тела врагов, ему под ноги.

Они очистили своё имя. Нет такого позора, который мог быть сильнее, чем сила их! Вдвоём, против целой армии и они живы до сих пор, а враги падают мёртвыми у их ног — их сила, доказывает право на тот позорный жест, что ими был свершён. Их сила смывает грязь позора, кровью их врагов. Этот позор отныне забыт — испытание силы доказывает их право!

Но всё равно нужно быть внимательнее — право на позорный поступок, доказанное силой, даётся лишь раз. Каждый новый такой проступок, потребует не меньшего доказательства их силы. И однажды, просто не останется на этой земле такого доказательства силы, которое смогло бы превзойти предыдущие. И тогда позор смоет лишь достойная смерть.

Арийцы сражались словно безумные, но они сражались вдвоём, против нескольких сотен — первый шок быстро прошёл и рыцарь выкрикнул приказ. Копейщики снова выстраивали линию, снова смыкались щиты, другие, что сражались с одержимыми Баргом безумцами, теснили их в тыл армии, туда, где уже строились лучники…, теснить, правда, получалось плохо. Два десятка выстроились и единым ударом щитов и копий заставили Логана отпрыгнуть назад. Ещё рывок и…, он взял и прыгнул вперёд, нанося секущий удар наискось. Копья поднялись, но в момент прыжка арийца, он так истошно и злобно заорал, что половина копий дрогнули, половина ударили так, что не смогли задеть врага. Только одна рука в строю не дрогнула — копьё воткнулось в бок, наконечник проскрежетал по рёбрам, оставив широкую рваную полосу. Смельчаку со стальными нервами, тут же досталось лезвие чёрного меча по шее. Остальные не смогли воспользоваться успехом собрата — безумец снова взревел как бык, кому-то соплями в лицо попало, глаза жечь начало, но недолго жгло, это как бы да. Жечь там почти сразу перестало. Рукоятью меча в висок прилетело, висок поломался, мозг костями проткнуло и всё, ничего не болит, лежит, стеклянными глазами в небо смотрит, ничего уже не волнует, ничего не надо…

Тутах мрачно сплюнул. Снова посмотрел на битву, разыгравшуюся на равнине.

— Так нам не с кем сражаться будет. — Проворчал он.

— Смотри. — Усмехнувшись, сказала Шола и указала кончиком короткого копья, на поле боя. — Они перестраивают первые ряды, лучников вывели назад. Ещё немного и нашему королю голову отрежут. Надо признать, у их капитана стальные яйца.

— Хех. — Тутах повернул голову. Слева там Кохан стоит. Напряжённо вглядывается, глаза горят, губы пересохшие облизывает…, страшно, что ли?

— Кохан, ты в порядке? — Спросила Шола, тоже заметив странное поведение капитана.

— А? — Отозвался наёмник, на мгновение, повернувшись лицом к ним. Капитаны удивлённо вскинули брови. А он отмахнулся и снова стал жадно смотреть на битву двоих, против сотен.

— Чтоб мне сдохнуть! — Сказал Тутах, опасливо косясь на собрата. — Ты это видела?

— Видела. — Ответила Шола, растерянно взъерошив волосы. На всякий случай встала на цыпочки и бросила взгляд в сторону, где замерла в ожидании армия смуглолицых кочевников. Их снова вёл кехеш Арагон…, у него лицо сейчас точь-в-точь как у Кохана. Вся армия в напряжении, кто-то борется со страхом, кто-то мрачен, кто-то спокоен как удав, а эти двое чудом сдерживаются, чтоб не броситься в бой прямо сейчас, оставив за спиной всю армию.

Быстрый переход