Ответ на этот вопрос я получила в ночь, последовавшую, как всегда, за вечером. Королева удалилась в свою спальню, а я с грустью разрешила Эдне уложить обратно в сундук роскошную красную ночную сорочку, сшитую мною для Бруно. Ткань на нее, а также серебряные и золотые нитки дала мне Одрис. Хотя большая часть работы была выполнена в Джернейве, мне все таки нужно было еще немного ее дошить и вышить узоры. Для этого мне пришлось использовать каждую свободную минуту, которую я могла урвать и в Улле, и в дороге.

И вот, подходил к концу канун Крещения и я уже потеряла всякую надежду, что Бруно вернется, когда в дверь внизу постучали. Через минуту вышел брюзгливый привратник и предложил мне следовать за ним к ожидавшему меня мужу.

Я не помню, поблагодарила ли его. Я даже забыла о сорочке, которую Эдна до сих пор держала в руках. Просто чудом следует считать то, что я догадалась схватить с сундука плащ, прежде чем бросилась к выходу. Я даже не остановилась у дверей, чтобы спросить Бруно, хочет ли он войти, а просто упала в его объятия не заботясь о возможной неприглядности своего поведения. Бруно горячо поцеловал меня, но затем поднял голову и рассмеялся:

– Чувствую, мне не придется просить прощение за то, что я все приготовил. – Он еще крепче прижал меня к себе, будто не замечая, как я начала отстраняться.

– Какое прощение? Что ты сделал? – Я не узнала свой голос, таким тонким он стал от ревности, сковавшей мне горло.

Бруно, казалось, не заметил и этого и засмеялся снова:

– Я нашел комнату на ночь для нас, но она находится в том самом публичном доме, где спят наши люди.

Один из слуг держал рядом факел. Я смотрела на веселое лицо Бруно и знала, что он, в свою очередь, видит мое, которое, конечно, не было таким веселым. Я даже не уверена, понял ли он, что я рассердилась; может он вообразил, будто я потрясена радостью, ибо продолжал так же весело:

– Ну ну, Мелюзина никто и не думает, что ты хочешь женщину. Да и я не буду жаловаться, если ты соединишься с мужчиной, который приведет тебя туда.

– Ты считаешь, что это подходящее для меня место? – закричала я, вырываясь из его рук.

Наступило недолгое молчание, потом Бруно сказал:

– Это неподходящее место для любой женщины, но у некоторых нет и такого выбора. – Он больше не смеялся. – Я позабочусь о том, чтобы дорога была свободна, и нам никто не встретился.

Я совсем забыла, что его мать была путаной, а когда категоричность в голосе Бруно напомнила мне об этом, была так охвачена ужасом и раскаянием, что не могла ни двигаться, ни говорить.

– Извини, если обидел тебя, – продолжал он ничего не выражающим тоном, – но я думал… нет, не надо. Вовсе не обязательно вести тебя туда. Сейчас в двух словах расскажу то, что должен. Я был в Ноттингеме с приказом капитану королевских наемников подготовиться к выступлению на север. Послезавтра. Король будет…

– Ты идешь на войну? – выдохнула я. – Завтра?

– Да. – Тень кривой улыбки набежала на его лицо. – Если ты все еще желаешь избавиться от меня, можешь помолиться об этом.

Он ждал ответа, но я не могла выдавить из себя ни звука. Бруно нахмурился:

– Я постучу, чтобы привратник открыл тебе дверь.

Все еще не в силах говорить, я встала у него на пути и загородила дверь. Я почувствовала как он склонил голову, но, слава Богу, не мог видеть моего пылающего лица. Потом Бруно сказал неуверенно:

– Мы не можем больше оставаться здесь на холоде, Мелюзина. Нам некуда идти. Для нас нет ни одной свободной лачуги, ни одной кровати.