Клим с некоторым волнением смотрел на тускло блестевшую под лучами Зоряной звезды стену, сложенную из медных блоков. Она сильно отличалась от той, первой, восьмиметровой стены, которую воздвигли для защиты от хрустальных червей. Теперь проход между скалами перегораживал настоящий шедевр фортификационного искусства, с бойницами, амбразурами для стрельбы, с предвратными укреплениями. По сторонам от стены гордо высились так и не взятые врагом Северная и Южная башни. На вершине Северной поблескивали зеркала гелиографа, а Южную венчал тонкий шпиль с трепещущим на ветру флагом – зубчатая золотая стена на красном поле.

«Похоже, Шерхель обзавелся собственным гербом», – усмехнулся Клим. Впрочем, усмешка сползла с его лица, когда он обратил внимание, что проломы в Северной башне тщательно заделаны, а в воротах Лимеса стоит хорошо вооруженная стража.

Поселок, раскинувшийся перед стеной, на месте капониров, редутов и линий траншей, назывался просто и незатейливо – Посад. Он представлял собой огромное торжище. Здесь сходилось воедино множество дорог, берущих начало в затерянных на Великой равнине поселениях. Сюда стекались караваны с мясом, шкурами, плодами, медом земляных пчел, на самом деле не имевших ничего общего с настоящими пчелами, и кипами теребленой полосатки, из которой делали ткани и веревки. От южных гор, с озера Скорби, прибывали телеги, груженные рудой, содержащей редкие металлы; с побережья шли повозки с вяленой рыбой, раковинами, сушеной морской травой и солью. Бесконечные склады, амбары, лавки, трактиры, конюшни для прыгунов, загоны для альб и овец – Посад, основанный буквально несколько месяцев назад, похоже, стал одним из главных торговых центров Медеи. Клим про себя отметил, что Шерхель не стал размещать торжище внутри Лимеса, и это стало еще одной каплей, упавшей в «тревожную чашу».

Перед Посадом меднодорожный путь сворачивал влево, к пакгаузам и паровозным депо. Бородатый Савва остановил паровоз, Клим и Цендорж попрощались и спрыгнули на насыпь.

Стараясь не привлекать к себе внимания, они краем поселка, вдоль складов и задних дворов, прошли к скалам и никем не узнанные добрались до ворот. Закованная в броню стража с алебардами дотошно проверяла каждого входящего. Клим вытащил медную пластинку удостоверения, показал молча, глядя в сторону.

Бородатый стражник настороженно посмотрел на странных гостей, хмыкнул и трижды протрубил в подвешенный на цепях огромный рог. Елисеев поморщился – ему очень не хотелось, чтобы жители Лимеса узнали о приезде последнего командующего крепостью до разговора с Шерхелем. Объяснить, почему, Клим мог вряд ли. Но память услужливо вытолкнула откуда то из глубин:

По несчастью или к счастью истина проста:

Никогда не возвращайся в прежние места…

Из приземистой караулки, грохоча наборным панцирем, выскочил дежурный офицер. Клим пригляделся, устало улыбнулся:

– Ну, здравствуй, Харитон! Я смотрю, ты все в караульных…

– Э э э… Господин Елисеев! О, и господин Цендорж! А я гадаю: кто ж к нам пожаловал? Какими судьбами, позвольте спросить? – Харитон Рогожкин, памятный Климу еще по поимке корректировщика свободников, раздвинул густую бороду широкой улыбкой.

– Какими судьбами – этого я тебе, друг любезный, сказать не могу. Мне нужно срочно повидать Шерхеля и Лапина. Дело важное и спешное, поэтому дай ка нам провожатого, чтоб мы не плутали.

– Не, так не пойдет, – сразу насупился Харитон и зачем то положил руку на обух заткнутого за пояс топора. – Я тут для того и поставлен, чтобы герра Шерхеля и господина Лапина никто по пустякам не беспокоил…

– По пустякам?! – мгновенно вскипел Клим.