— Простите, но… на каком языке вы разговаривали с мальчиком?
Наш ночной гость стоял за Лансом, кутаясь в огромное пушистое полотенце и с любопытством поглядывая на пилота.
— Глупый вопрос… на стандартном галактическом, конечно. Других я не знаю.
— Знаете, капитан, — тихо возразил Ланс. — А на галактическом мальчишка не понимает ни слова.
Усталость окончательно лишила меня способности соображать. Я упрямо повторил:
— Мы говорили на стандарте, Ланс.
— Откуда он может знать галактический язык? Планета крайне отсталая, корабли на ней приземляются лишь случайно. Согласно справочникам, туземцы общаются на нескольких местных диалектах…
Я подошел к мальчишке, присел перед ним на корточки. Спросил:
— Ты понимаешь мою речь?
— Да.
— А то, что говорит мой друг?
— Нет.
Я начал кое‑что понимать — но все еще слишком медленно. И тупо спросил:
— Каким языком ты владеешь?
Мальчишка зевнул. После горячей ванны он совсем размяк, его неудержимо тянуло в сон.
— Русским.
Я сел. Хорошо хоть не из стоячего положения. А Ланс разочарованно спросил:
— Так что же, это и есть Земля, принц?
3. Мозговая атака
Комната для совещаний рассчитана на большой, полноценный экипаж. Сейчас, когда в ней находились только четыре человека, она казалась пустой.
Я обвел взглядом товарищей. Эрнадо, мой наставник в воинском искусстве, бывший сержант, а ныне лейтенант императорских ВВС планеты Тар. Развалившись в удобном мягком кресле, в накинутом поверх комбинезона свободном «электризованном» плаще, он выглядел более чем мирно — если бы не корявые шрамы на скуле.
Ланс. Единственный курсант, уцелевший из двухсот тридцатого выпуска офицерского корпуса на Таре. Получивший орден Верности — высшую награду своей планеты… И лишенный звания за решение прервать обучение и отправиться со мной в бесконечный полет к Земле.
Редрак Шолтри. Один из лучших пилотов планеты Дальедо. Подонок. Мошенник. И — после сеанса гипнотического кодирования — мой охранник поневоле.
Экипаж. Два друга и один недовраг. Люди, по самым разным причинам решившие помочь мне в поисках Земли.
Молчание затягивалось. Наверное, у всех было что сказать, но правила устава и неписаные законы корабельной этики требовали первого слова от капитана.
— На моей планете, — начал я, — на той самой, которую мы так успешно ищем уже два года, есть понятие мозговой атаки. Суть ее проста: говори любой вздор по интересующей проблеме, а потом разбирайся, не сказано ли случайно чего‑то умного.
— Ты всегда так делаешь, — буркнул Эрнадо. Наш давний уговор избавлял его от излишней почтительности в отношении ко мне.
Ланс кивнул, молча соглашаясь то ли с Эрнадо, то ли с моим предложением.
Редрак заерзал в кресле. Недовольно произнес:
— Я хотел бы вначале получить больше информации, капитан. Поговорить с мальчишкой…
— Он спит, — твердо возразил я. — Мальчик целую ночь провел в лесу, под проливным дождем, ему надо отдохнуть.
— Можно и разбудить, ничего страшного не случится. Лишняя сентиментальность…
— Отставить, Редрак! — оборвал я его. — Мальчишка с моей планеты, понимаешь! Я за него отвечаю. И пока остаюсь капитаном на корабле, он будет здесь гостем, а не пленником!
— Я не совсем уверен, что мальчик действительно с Земли, — упрямо не сдавался Редрак.
— Мы с Лансом проверяли все его слова на детекторе лжи. Тебе ведь знакомо это устройство? — съязвил я. |