Я подошел к двери и прислушался. Из комнаты доносилось невнятное бормотание, и мне не удалось разобрать ни слова.

Прошло два часа. Я сидел в своей комнате и читал. В спальне горела только лампа. Теплый ветерок влетал в открытое окно, покачивая шторы. И я настолько увлекся Хаусманом — удивительно прозорливым поэтом в наши дни, — что не заметил, как открылась дверь.

Крис тихо приблизилась ко мне и прошептала:

— Дейв.

Я удивленно поднял голову. Свет лампы вырисовывал на фоне ночи ее силуэт — маленькое чудо из тканей и мерцавших бликов. Она накинула халат на ночную рубашку, под которой угадывалась стройная фигурка. Мое сердце гулко заколотилось.

— Да? — ответил я.

— Пошли со мной, Дейв.

В ее голосе появились незнакомые напряженные нотки; глаза наполнились испугом.

— Мне хочется… чтобы ты тоже это услышал. Я встал, по-прежнему думая только о ее длинных локонах, ниспадавших на белые плечи.

— В чем дело? Твои соседи рассказывают пошлые анекдоты.

— Нет, и поверь, здесь не до смеха. — Ее напряженные дрожащие пальцы впились в мою руку. — Я… я подслушала их. С помощью той слуховой трубы. Сначала я хотела сделать это просто из нести. Мне и в голову не приходило, что все так обернется.

Я нахмурился:

— Это очень опасная привычка, Крис.

— Может быть, ты меня все же выслушаешь?

Она сердито топнула ногой, и в ее голосе появилась внезапная настойчивость.

— Они там о чем-то говорят, но это не похоже ни на один земной язык, понимаешь? Это не английский и не португальский… и вообще никакой.

— Наверное, они говорят по-марсиански, — ответил я, пожимая плечами. — А что тут такого?

— Да проснись же, Дейв! — вскричала она. — Я работала в Комцентре. — Крис снова перешла на шепот: — Меня считали там неплохим лингвистом. Я могу говорить на шести земных языках, знаю ваннзару и три других марсианских диалекта причем понимаю большую часть их слов. Но это что-то совсем иное. Они говорят совершенно по-другому!

Она схватила меня за руку и потащила к двери. Я пошел за ней, почувствовав вдруг какую-то тревогу и неуверенность.

— А если это шифрованный язык? — прошептал я. Мы вошли в ее комнату. Элис спала в детской кроватке, тихо похныкивая во сне. Я вздрогнул, представив то, что наполняло ее кошмары. Крис достала из-под кровати слуховой аппарат. Она привязала его к концу швабры и надела на узкий конец трубы тот самый шланг, который исчез из душа.

— Теперь все готово, — прошептала она, вытирая со лба капельки пота. — Дальше действуй сам.

Ко мне вернулась решительность. Я перегнулся через подоконник и, взяв швабру в правую руку, поднес трубку к открытому окну комнаты, в которой находились гости. Я прижал раструб шланга к уху и прислушался.

— Таховва шаб-ху гамиль вайчхак.

— Шакхир! Кесшуб умшаш вотиха.

По моей спине пополз холодок. Я тихо выругался и покачал головой.

Этот разговор на неизвестном языке и странное шипение казались нереальными в нашем мире. Но еще больше меня удивили свистящие полутона, какой-то рваный ритм слов, медленное восхождение и резкое ниспадание фраз, утробное бульканье и треск, которые сопровождали звуки. Я знал, что горло марсианина, а уж тем более человека, не могло бы осилить такие слоги.

Как бы там ни было, эти голоса не принадлежали Роберту Хэлу и Дзуге ай Замудрингу!

Я осторожно втащил трубку в комнату. Мои руки дрожали. Не говоря ни слова, мы долго смотрели друг на друга.

— Так кто же они? — наконец спросила Крис.