– Нет, – сказала Сигрид, – я не хочу зависеть от проклятой химии.

– Прими транквилизатор, – велела капитан Пуссен. – Все примите. Это приказ. Мы не можем позволить себе лишних эмоций.

Сигрид вздохнула и повиновалась. Пока они с Александрой шли по коридору правого борта, она почувствовала действие лекарства: внутреннее оцепенение и одновременно обострение логического мышления; мысли текли свободно, не затрагивая чувств.

Рыжеволосая Гертруда Хедтке, инженер из Швейцарии, встретила их в шлюзовой камере. Она подготовила маленькую шлюпку с парагравитационным двигателем, нагруженную необходимыми инструментами и бухтой троса. Без слов они помогли друг другу облачиться в скафандры и отправились в открытый космос.

Мрак космоса, подчеркнутый сверканием звезд, окружал их. Сияние солнца слепило глаза. Млечный Путь был похож на холодный застывший водопад в пространстве, сквозь которое они летели в свободном падении. После шума, наполнявшего корабль, тишина космоса казалась глубокой и необъятной, и собственное дыхание отдавалось в голове, как чей-то сон. Сигрид представился шум мифической мельницы Гротти, которую великанши Фенья и Менья вертели на дне моря и мололи соль, скот, сокровища, бескрайние земли и богатые урожаи, и весенние рассветы; мельницы, намоловшей войну, окровавленные мечи, смерть и пожары, и Великанскую зиму, вслед за которой наступила гибель богов.

Сигрид решительно отогнала от себя ненужные мысли и сосредоточилась на работе.

Гладкий конусообразный цилиндр «Европы», настолько же красивый, насколько и легкий в управлении, двигался на одной скорости с ракетой на расстоянии около четырех километров. Этого было бы достаточно даже в случае взрыва ядерного заряда; безвоздушное пространство поглотило бы взрывную волну, а затихшие экраны отразили бы поток радиоактивного излучения. Перелетая с места на место при помощи парагравитационных блоков, девушки прикрепили к скобам в середине корабля двойной трос и стали тянуть его к ракете. Современная технология удивительна, думала Сигрид; эти металлические шнуры, способные выдержать пятьдесят тысяч тонн, были не толще мизинца и весили не больше килограмма на километр длины. Но я предпочла бы исцарапать руки до крови, свивая самую грубую веревку, думала Сигрид, но на зеленой Земле.

Лекарство подавляло эмоции. Сигрид приблизилась к ракете, не думая, что может произойти взрыв. Ее смерть не имела значения; она была бы желанной теперь, когда дети и мужчины Земли были мертвы. Быстро закрепив концы троса, они с Александрой оставили Гертруду снаружи заканчивать сварку, а сами нырнули в отверстие, пробитое снарядом в обшивке.

Темнота внутри была полной. Не успела Сигрид нажать кнопку фонаря на запястье, как в шлемофоне раздался голос капитана Пуссен:

– Приближаются еще ракеты. Думаю, мы сможем уйти от них на полуторном ускорении. Приготовьтесь.

Сигрид напряглась, ожидая резкого увеличения тяжести. Луч фонаря, не рассеиваясь, выхватил из темноты обломки оборудования. Александра пробиралась следом за Сигрид. Наконец они попали в центральное помещение, где хватало места, чтобы стать рядом.

Шкалы измерительных приборов отражали свет фонарей, отбрасывая их на путаницу проводов. Александра, похожая в скафандре на безликого тролля, тихо спросила:

– Ты видишь что-нибудь знакомое?

– Кандемирская?.. – Сигрид колебалась. – Думаю, да. Я не знаю их языков… но однажды видела их алфавит в словаре. По-моему, буквы и цифры выглядят примерно так. – Ее рука в скафандре указала на шкалу прибора. – Посвети мне, я сфотографирую надпись. Пригодится для нашей Старой Леди.

Александра отстегнула камеру, висевшую на поясе.