Полицейские больше не стреляли, но два грозных пулеметных ствола держали нас под прицелом. Я навел на них оружие и нажал на кнопку.

Не было ни шума, ни отдачи, и все же полицейская машина вдруг рассыпалась на части. Я увидел клуб дыма и пара, затем огненную вспышку; воздух наполнился мелкими кусочками стали. А потом между капотом и багажником осталась только груда горящих обломков. Реджелин надавил педаль газа и снова повел машину на полной скорости.

Мы услышали над головой оглушительный свист и, взглянув вверх, увидели снижавшийся вертолет. Я высунулся из окна навстречу ревущему ветру и выстрелил еще раз. Вертолет взорвался, и на нас посыпался град обломков.

— Так им и надо, — сурово проворчала Крис. — Поехали дальше.

Мы решили на время отказаться от поисков Юита. Возвращаться в город не имело смысла. Позади бушевало потревоженное осиное гнездо, и оставалось только бежать.

Окраины скрылись из виду; мимо окон проносились поля и холмы. Реджелин свернул на какую-то боковую дорогу, и мы, как снаряд, помчались на север по пыльному гравию.

— Крис, ты можешь доверить нашего пленника мне, — сказал я. По мере нашего бегства из моих мышц как будто выходила сила. И казалось, прошла тысяча лет с тех пор, как я ел и спал, миллионы лет с тех пор, как я знал мир без страха. — Дай мне только револьвер.

Мы усадили Геллерта на полу в дальнем углу от меня. Крис перебралась на заднее сиденье и, рыдая, вытерла кровь с моего лица и поцарапанного тела. Я прижал ее к себе, и нам стало немного получше.

Вскоре наступил рассвет. В небе клубились тучи, и пелена дождя поглотила солнце. Видимость все больше ухудшалась, погода словно играла нам на руку, а мы к тому времени очень нуждались в помощи. Через час или около того Реджелин обнаружил брошенную ферму.

На севере страны теперь их было много — заросшие травой дворы; поля, где пробивалась тонкая поросль будущего леса; разрушенные дома и постройки. Но эта ферма имела довольно приличный сарай. Мы въехали в осевшие ворота, заглушили мотор и вышли из машины. Мои ноги дрожали и подгибались.

— Вы с Крис и Элис можете спать в машине, — предложил Реджелин. В его голосе чувствовались усталость и безнадежная тоска. — Мы останемся здесь до наступления ночи.

Элис захныкала и прижалась к матери. Ее всю трясло. Киска поднесла мою руку ко лбу ребенка. У малышки поднялась температура и участился пульс. Крис с мольбой смотрела на меня, в ее запавших глазах кричало горе.

— Элис заболела, — прошептала она. — Что же теперь делать?

— Ждать, — ответил я. — Ничего другого пока не остается.

— Без еды, без лекарства, без надежды…

Она сгорбилась и отвернулась от меня, унося девочку на руках. Мое лицо задрожало.

Холодный сарай наполняла сырость, в воздухе пахло плесенью. За стенами, скрывая ельник и превращая дорогу в грязь, лил непрерывный дождь. Реджелин начал кашлять — еще надсаднее, чем я.

Мы сели на солому. Геллерт скорчился в нескольких шагах от нас и бесстрастно разглядывал наши лица. Я направил револьвер прямо ему в лоб, чтобы выстрелить при первой необходимости.

— Итак, — начал Реджелин, — что мы будем делать?

— Не знаю, — ответил я. — На самом деле не знаю. Дождь громко барабанил по крыше. Вода сочилась через дыры и капала на грязный пол.

Реджелин вдруг улыбнулся и сказал:

— За чашку зардака я, наверное, отдал бы свой титул и всю родословную. А если бы мне предложили еще и блюдо рузана, они могли бы забрать и мою правую руку.

— Бекон и яйца, гренки и кофе, — добавил я. Мы постепенно приходили в себя. Голод притупил усталость, боль в мышцах превратилась в пульсировавшие спазмы, оцепенение прошло, и в голове прояснилось.