Порывшись в сумке-кошельке на поясе, я возвращаюсь к своей теперь уже неотвязной привычке писать фломастером на купюрах:
ПРЕДСТАВЬТЕ, ЧТО БЫ ПОДРУЖИЛИСЬ С ЧУДОВИЩЕМ
ГДЕ БЫ ТЫ НИ БЫЛ, ПОБЛИЗОСТИ ВСЕГДА РАБОТАЕТ ДВИГАТЕЛЬ
ОТРАСТИ ХВОСТ
ВСЕ МЫ — ТЕМАТИЧЕСКИЕ ПАРКИ
ТЕХНИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС ПРЕЖДЕ ВСЕГО ДЛЯ СКОТОВ
Еще недавно мне нравилось приобщать Стефани к безудержности и безоглядности Нового Света, но от меня не укрылось, как в процессе этого радостного приобщения наметился некий сбой, что-то вроде скрытого генетического недуга, который теперь, на поздней стадии, заявил о себе уже со всей очевидностью. Сбой этот вот в чем: поскольку Стефани не родилась здесь, ей это «здесь» никогда не понять.
— В Калифорнии кто-то встречает кого-то, кого он не видел два года, — рассуждает она, пока мы едем назад с пляжа, — и что они говорят друг другу? «Ну и кто ты теперь? Какую веру теперь исповедуешь? Какие у тебя новые пристрастия в одежде? Какие предпочтения в еде? Кто теперь твоя жена? Какой у тебя дом? Куда ты переехал? В какие новые теории уверовал?» Если ты не изменился до неузнаваемости, друзья будут разочарованы.
— Ну и? — спрашиваю я.
— Ты ничего ненормального не видишь в такой переменчивости?
— А что тут ненормального? По-моему, это здорово, что мне позволено хоть каждую неделю придумывать себя заново. — В этот момент я замечаю, что в квартале, через который мы проезжаем, целых три магазина игрушек, и в витрине каждого выставлены всякие плюшевые зверюшки, на что я и обращаю внимание Стефани. — Не иначе тут поблизости онкологическая клиника, — резюмирую я.
— Почему?
Анна-Луиза, думаю, поняла бы. Жаль, мне теперь не с кем поговорить по-телемарафонски.
Мы подъезжаем к нашему дому, когда от него отъезжает съемочная бригада шестичасовых новостей. Полиции уже нет. Мистер Мур, в смокинге и шейном платке, впервые за несколько десятилетий наконец-то попавший в кадр, не чуя под собой ног, подбегает к машине и сообщает нам, что кости в штукатурке собачьи и кошачьи, а по возрасту — ровесники немого кино, что совпадает со временем постройки дома.
— Даже ошейники нашли. Теперь разгадана тайна, над которой бились полвека. Тогда чуть не половина домашних животных в Бель-Эре бесследно исчезла. Как сквозь землю провалились. Представляете — я теперь владелец исторического здания! — И мистер Мур отходит в сторону, бормоча больше себе самому, чем мне и Стефани, что, может быть, даже удастся получить у городских властей разрешение на мемориальную доску.
Мы медленно, озираясь, заходим в нашу квартирку — нас словно со всех сторон обступают навеки застывшие «мяу» и «гав», вмурованные отныне в наши стены, и нам уже не вернуть простодушное неведение, позволявшее ощущать себя в этих комнатах как в надежном укрытии. Потом Стефани срочно идет в ванную смывать с себя солнцезащитный крем. А почистив перышки, она решительно устремляется к телефонной будке на углу звонить Ла-Шанне и Джасперу. Вернувшись, она извещает меня, что вечером мы идем ужинать в ресторан — она приглашает.
— Приятный сюрприз, — говорю я.
— Да, — откликается она. — Не пожалеешь.
— И где же?
— «У Мортона».
— «У Мортона»? Тебя что, утвердили на роль Господа Бога?
— Один друг Джаспера заказал для меня столик. Следующие несколько часов заняты приведением себя в надлежащий вид: сперва интенсивная головомойка — киноиндустрия обязывает. Волосы будут уложены пенкой а-ля Кори Бествик, звезды полюбившегося Дейзи нового подросткового кинохита «3а руль еще рано». |